Кто-то подтолкнул Кудесника внутрь бункера, и он, пригнув голову, вошел. За столом сидел еще один американец. В такой же, разумеется, форме и с такой же «эмкой» за спиной, но вместо цифры у него была буква «Е». На столе перед ним лежал открытый ноутбук, в котором он что-то читал и печатал и оторвался от дисплея всего лишь раз, чтобы убедиться, что привели действительно того, кого было нужно. Единственное, что отличало его от других бойцов отряда, так это то, что он был без шлема. Наконец он поднялся из-за стола и оказался просто огромным: два метра ростом, ширококостный, с атлетической мускулатурой. На бычьей шее крупная голова, серебристые волосы «ежиком». Лицо с резкими, будто высеченными из камня чертами, суровое. Глаза смотрели хищно и чуть насмешливо, как у орла, пикирующего на перепуганную насмерть добычу.
— Ты понимаешь, зачем ты здесь? — спросил он без акцента, обойдя стол и присев на его край, отчего тот издал жалобный скрип.
— Знаешь, в последнее время я вообще мало что понимаю, — ответил Кудесник. — И, главное, каждый меня об этом спрашивает, но никто не хочет объяснить, в чем проблема. Я что, кому-то цацку задорого продал? Или из-за «монголов»?
— «Монголов»? — переспросил его свободно говорящий по-русски американец или завербованный американцами русский. — Каких еще монголов? Ты и вправду не понимаешь, почему ты тут?
— Понимаю, придуриваюсь просто, — съязвил Кудесник.
Здоровяк с буквой «Е» на плече не сводил с Кудесника глаз. Он смерил его взглядом с головы до ног, стараясь не упустить из виду ни одного его движения, будто записывал все это на кинопленку. А Кудесник и рад был — принялся распыляться перед американцем, начал прохаживаться взад-вперед, как еще недавно прохаживался Кишар. Не сдерживая себя, он обвинял американцев во всех смертных грехах человечества, вспомнил и Афганистан, и Ирак, и их «дебильные, типа миротворческие рожи» в Африке, где без них вполне могли обойтись, приплел сюда «Курск» и пожалел, что во время Карибского кризиса Хрущев не довел дело до конца.
Остановился он, лишь когда громила подошел к нему вплотную и врезал по печени. Не так сильно, как вчера «сорокапятка», но достаточно для того, чтобы бродяга согнулся и начал хрипеть, произнося слова «благодарности». А когда разогнулся, американец стоял над ним, скрестив на груди мощные руки и глядя на него сверху вниз, как на букашку, которую ничего не стоит в один мах прихлопнуть.
— Тебе что-нибудь говорит позывной «Кэмел»?
— Что? — переспросил Кудесник, вздрогнув, потому что от этого слова на него повеяло сибирским холодом.
— Ты так ничего и не понял? — Взгляд Григория погрустнел — ему очень не хотелось огорчать друга. — Никакой он тебе не напарник. Он у Таежного вроде как курьер. Ты знаешь, сколько он таких, как ты, приволок сюда на отработку «долга»? Вспомни, как ты сюда попал.
— Грэг, ну не бузи, а? — выковыривая ножом из банки остатки паштета и намазывая его на хлеб, скорчил кислую мину Кудесник. — Знаю я, как сюда попал, знаю. И что? Да, Таежный наживается на таких «залетчиках», как я. Но в итоге-то ведь я не в накладе остался. А с Кэмелом знаешь сколько раз под пули лез за те годы, что я здесь? И с людьми, которые обвешникам пасть замкнули и в средней полосе обустроиться помогли, тоже он познакомил. И что же ты хочешь, чтоб я подумал, что он слить меня надумал…
— Говорю тебе, те типы, которых он проводил под видом должников Таежному, были «амерами». Им выдали на доте «куклы», а они как в среднюю полосу уходили, выбросили их к чертовой матери и в свои костюмы оделись. И не в такие, как у нас, поверь. У меня свой человек на кордоне есть, брехать же не будет. Сказал, что все на русском говорят без акцента и не выглядят новичками. Потому что спецы, понимаешь? А еще «верблюд» им вроде как намекнул, что ты сейчас наемничаешь, дома бываешь редко и найти тебя будет очень сложно, потому как КИП у тебя без идентификации. Бабла запросил больше, мол, поиски в Атри — дело непростое.
— Если все это правда, то я только одного не пойму: зачем такие сложности-то? — Отложив бутерброд в сторону, Кудесник наклонился к костру. — Мы же поддерживаем с Кэмелом связь, он-то знает, как меня можно найти даже без идентификации. Скинул бы мне сообщение: давай, мол, пересечемся там-то и там-то, и все — какие проблемы? Когда ты, говоришь, узнал об этой истории с американцами?
— Да уже месяца два назад, — повел плечом Григорий, будто и сам начинал не верить своим словам. — А что, Кэмел выходил на связь?
— И не раз! — взвизгнул Егор. — Он мне последнее время работу и находит. Причем не самую плохую. То новичков, с которых можно сшибить по сотне за километр, подкинет, то на караван какой наемники для охраны нужны, то «ботаников» к аномалии сопроводить.
— Ну неужели ты мне не веришь?
— Да не то чтобы не верю… — Кудесник поднял к небу глаза, посмотрел на встающее над верхушками елей солнце, прищурился и подумал, что привал пора заканчивать. — Но как-то не сходится все. Бессмыслица какая-то. Ладно, давай потихоньку будем двигать, что ли?
Своего единственного настоящего и верного друга Егор, конечно, уважал и мнение его почитал, зачастую ставя даже выше своего, но сейчас считал, что тот просто себя накручивает. С Кэмелом он и вправду был в хороших отношениях. В последние годы они виделись нечасто, но поначалу-то были как иголка с ниткой. В качестве напарника тот подходил новоиспеченному бродяге лучше кого бы то ни было. В тайге они доверяли друг другу на все сто. А вот в мирной, гражданской жизни между ними постепенно вырастала невидимая стена. Кэмел, помимо походов за цацками, занимался и прочими делами, о которых знать Егору не полагалось. Да Егор, по сути, ничего и не знал ни о его личной жизни в Москве, ни об отношениях с Таежным, ни о «прочих» его делах в Атри. В принципе, Кудеснику это было не так уж и важно, но когда за бутылкой пива разговор из темы атрийской плавно переходил на тему мирскую, то Кэмел тут же спешил напомнить, что кое о чем (а фактически обо всем) Звягинцеву знать не положено. И тогда Егор чувствовал себя так, будто его выбрасывают за борт. О какой дружбе могла быть речь? Но даже при этом Кудеснику не на что было жаловаться — Кэмел никогда его не подводил, не отказывал в помощи, не пытался как-то обхитрить и всегда делил хабар поровну, даже когда рисковал поболее, чем Егор. А потому и верить Егору в эту историю с американцами, будто бы пытающимися его найти при помощи Кэмела, не хотелось вовсе.
Спустя какое-то время, может, месяца через три-четыре, он услышит в ванаварском баре от знакомых бродяг историю, будто кто-то видел возле аномалии «пропеллер» кровавое месиво с обрывками «каких-то суперкостюмов, которые пошиты наверняка не в Атри», и что перед этим оттуда были слышны крики на иностранном языке. Кудесник тогда не воспримет эти россказни всерьез, скажет, что, когда в «пропеллер» угодишь, можешь не только на иностранном языке заговорить, а что касается одежды, так это и вовсе выдумка. Позже, правда, он вспомнит слова друга, который что-то рассказывал ему об американцах, якобы за ним охотившихся, но обсудить с Григорием этой новости он уже не сможет. Вот уже полгода, как бродяги рассорились из-за пустяка, и каждый продолжал играть в молчанку — никаких сообщений, никаких встреч и переговоров о совместных вылазках. Кудесник не прочь был предложить старому другу перемирие, да время все не мог выбрать неподходящее.
