Звягинцев приложил ладони к разгоряченным щекам, с силой потянул вниз, обнажив белки глаз, открыл рот и хрипло выдохнул. Затем поднялся на ноги и, закрыв глаза, некоторое время просто втягивал ноздрями воздух. Это все, что он мог сделать, чтоб хоть как-нибудь утихомирить рвотный рефлекс, то поднимающий к горлу, то опускающий обратно все, что находилось в желудке. Отпустило. Он снова открыл глаза и попытался осмотреться, но изображение перед глазами плыло и покачивалось, будто эта освещенная костром поляна находилась на большом нефтяном пятне, колыхающемся на поверхности океана. В конце концов ему все-таки удалось разглядеть мятую траву и две продавленные тяжелыми арбами колеи метрах в семи-восьми от него справа. Там же валялся РПК и чей-то подсумок. Значит, он и вправду на том самом месте, где его стащили с дороги и бросили в овраг.
— Где Лена? — спросил Егор, повернувшись к костру. — Кэп… Женька… Где… они?
— Никакой благодарности, — вздохнул бородач с трубкой и разочарованно покачал головой. — Ни тебе здрасьте, ни спасибо, сразу вопросы. Все как всегда. Ничего не меняется.
— Молодежь, — пробасил второй, и бахромистая маскировка на его маскхалате встрепенулась от порыва ветра.
— Странная молодежь, — откликнулся третий. — Впору о себе подумать, а он Женьку ищет.
— Где Лена? — повторил вопрос Кудесник. — Где…
— Да спекся твой кэп, — обернулся тот, что сидел к нему спиной.
Звягинцев не смог разглядеть его лица так, как ему этого хотелось бы, но кое-что сразу бросилось в глаза. Бороды у него не было, наоборот, широкий, раздвоенный подбородок поблескивал в свете костра, будто только что был гладко выбрит, на щеках неприкрытыми оставались глубокие борозды шрамов, а ниже — татуировка, обвившая шею в виде застежки-молнии с «собачкой» аккурат на уровне левого лимфоузла. Из-за расстегнутого на пару верхних пуговиц кителя виднелись черные полосы зимней тельняшки, сразу понятно — гордости ее обладателя. Такому не дай бог сказать, что морпехи слабаки. На вид лет ему было больше, чем бродяге, но явно недостаточно для того, чтобы считать его «молодежью».
— Что значит «спекся»?
Егор проследил за его взглядом и увидел за спиной первого, на том рубеже, где свет от костра полностью поглощала темнота ночи, облаченные в эскады тела.
— Лена… — вырвалось у него, и он со всей прытью, на какую только были способны его слабые ноги, бросился к девушке.
Упав возле нее на колени, Егор приподнял ее за плечи. Голова Лены безжизненно свесилась, волосы касались черной земли.
— Нет! — вскрикнул бродяга, чувствуя, как у него внутри словно что-то оборвалось.
Перехватив девушку так, чтобы голова ее оказалась на его предплечье, пальцы другой руки он приложил к тонкой шее. Пульс не ощущался, и бледный цвет ее кожи только подтверждал наихудшие опасения.
Егор затрясся как в лихорадке, на глазах заблестели слезы, лицо исказила гримаса боли и невосполнимой утраты.
— С ней все нормально, — сказал тот, что курил трубку. — Не волнуйся, она придет в себя.
— Что? — оглянулся на костер Звягинцев. По его щеке сбежала вниз одинокая слеза.
— Еще не время. Доверься нам. Оставь ее и иди сюда.
Сам не зная почему, возможно, что-то такое было в голосе бородача с трубкой — уверенном и властном, что заставляло подчиниться, — но Егор положил Лену на землю, поднялся и возвратился к костру. Словно в забытье, сел между курильщиком и безбородым и точно так же, как они, поджал под себя ноги.
— Будешь? — спросил тот, чье лицо прятал капюшон. В руке он держал открытую флягу с повисшей на цепочке крышечкой.
Но Егор не мог сейчас заставить себя думать о чем-то другом, кроме Лены.
— Да не напрягайся ты так, бродь. — Курильщик положил тяжелую руку Кудеснику на плечо. — Вот увидишь, с ней все будет хорошо. Звезды не могут лгать: она умрет, лишь немного не дожив до глубокой старости, не сейчас. — Он загадочно улыбнулся. — Ты же хочешь, чтобы так было?
— Звезды? — проигнорировав вопрос, Кудесник поднял на него остекленевшие, ничего не видящие глаза. — Вы кто такие, мужики?
— Меня зовут Звездочет, — ответил курильщик, попыхивая трубкой. — Это, познакомься, — он кивнул на безбородого, — Хирург, а тот, что прячет лицо, — Серб. Будем знакомы. А тебя как кличут?
— Что? Что здесь происходит? — замотал головой, будто пытаясь стряхнуть навалившуюся информацию, Егор. — Что со мной было? Что с Леной? И откуда вы здесь взялись?
— Вот те на! — Брови Звездочета подскочили. — Ты что, ничего не слыхал о «Сонном Янтарнике»? Ну ты, бродяга, даешь.
Кудесник напряг память, хотя точно знал, что раньше такого названия не слышал.
— Это аномалия, которая появляется только перед самим сиянием и существует после него всего несколько часов. Вы попали уже под конец ее действия, — пробасил безбородый Хирург. — Если бы подождали еще, могли бы свободно пройти до Краснозвездного.
— Знаешь, эта штука, — Серб сделал круговое движение пальцем возле виска, — разумная. Не просто какое-то там феноменальное облако, а живая материя. Которая подбирается к тебе как вор. Сначала ты ее не замечаешь, вроде как только свет желтее становится, а когда понимаешь, что попал, — уже поздно. Двойника своего видел? Что-то напоминает шпиль перед сиянием, верно? Только тут немного иначе: идешь себе по дороге, ничего не замечаешь, и вдруг тебе навстречу человек. Приглядываешься: ба! знакомые все лица. — Серб иронично улыбнулся. — А ты и пошевелиться уже не можешь, потому как во сне, который навеял «Янтарник», мозг тебе не подчиняется. И крикнуть по той же причине у тебя не получится. Да-да, я знаю, ты хочешь сказать «Я же не спал!», да? Я видел и двойника, и дорогу, и других. Но в этом и смысл «Сонного Янтарника» — то, что ты видишь, — уже сновидение. Ты идешь по дороге, но не видишь ее на самом деле, она тебе лишь снится. Как и густая трава до самого леса. Ты можешь пройти возле живоглота и не увидеть его, потому что его не будет в твоем сне. Как и нас в нем не было. А когда ты поравняешься со своим двойником, вы сольетесь, потому что идете по одной дороге, свернуть с которой, как ты сам мог убедиться, нельзя. И тогда… — Он сделал глоток из своей фляги, скривился. — Этого никто наверняка не знает, но эвенки, которые тут живут, говорят, что происходит некий обмен. Люди переносятся в параллельный мир. Душой. А опустошенными телами, в которые вошли двойники, остаются бродить по земле. С закрытыми глазами.
— Они превращаются в некую разновидность зомби? — спросил Егор.
— Нет, они превращаются в лунатиков, — ответил вместо товарища Звездочет. — Только, если потревожить их сон, они открывают глаза и на время становятся похожими на обычных людей. Это просто рефлекс. Проснутся, устранят раздражитель и снова впадут в спячку, бродя по протоптанным дорогам.
— Мы видели таких… — начал было Егор, но оборвал себя на полуслове. Вспоминать, а уж тем более рассказывать о «центавровцах» ему совершенно не хотелось.
