К концу третьего дня пути они пришли в долину, где воздух стал холоднее. Деревья там не росли, снежные сверчки исчезли, земля поросла широколистным папоротником. На небольшой полянке Лампи сбросил рюкзак.
— Здесь и заночуем.
Уставший после трудного дневного перехода Роун разложил на земле постель и собрал хворост для костра. Лампи показал на высившиеся вдали горы.
— Если верить Билдт, путь в Оазис лежит отсюда к северу, селение расположено по другую сторону тех гор. Так что… нам, наверное, надо двигаться в другую сторону?
— Может, ты и прав.
— Вот и хорошо. Легче идти на восток по предгорьям.
— Нет, мы пойдем на запад.
— Но ведь на западе сплошные болота!
— А внутренний голос ведет меня именно туда.
— Всегда тебя ведет куда-то не туда…
— Нет, именно туда! Дерево, которое я ищу, растет как раз где-то на болоте.
Лампи скорчил недовольную рожицу.
— Знаешь, я где-то слышал краем уха, что тамошние земли когда-то затопило и они заболотились. Места там непроходимые, гиблые, одним словом — топь. Жуткое какое-то болото. В здравом уме никто туда не попрется.
— А нам придется двигаться именно туда.
Лампи глубоко вздохнул.
— Стоит только подумать, что попал наконец в райские кущи, как снова приходится тащиться в Пустошь, в болота эти…
— Могло быть и хуже.
— Это точно — вот там хуже и будет, попомни мои слова.
На восходе, когда Роун проснулся, Лампи уже был готов двигаться в путь. Он срезал длинную жердь, чтоб идти по болоту, и запасся питьевой водой.
— Завтракать можешь в постели. Радуйся пока, что сухой. Кто знает, сколько потом времени мы будем мокнуть!
Пока Роун жевал, Лампи рылся в небольшой сумочке.
— Ну вот, нашел, слава богу, — сказал он, вынув небольшую старенькую жестяную коробочку, открыл крышечку и понюхал содержимое. — Ух! Неплохо сохранилось. — Он сунул коробочку под нос Роуну.
Тот аж подпрыгнул. От неожиданности и жуткого зловония его чуть не вырвало.
— Это воняет… тухлыми яйцами!
Лампи закрыл крышечку.
— Тухлые яйца против насекомых не действуют.
Это — притирка из драконьей травы.
— Ты ведь не хочешь сказать, что мы должны…
Лампи заговорщически улыбнулся и мазнул притиркой по подбородку Роуна.
— Это средство еще вдобавок и нос прочищает!
Они двинулись в путь по зарослям папоротника, и Роун вдруг ощутил надвигавшуюся опасность. Как будто повинуясь какому-то сигналу, его тело и разум вспоминали приемы ведения рукопашного боя, которым за последний год он почти не занимался. Он полностью отдавал себе отчет в каждом движении, каждый шаг его становился упражнением в силе, выносливости и концентрации. Заросли стали густыми и непроходимыми, и Роун принялся расчищать путь мечом-секачом. Он не рубил растения направо и налево, как делали некогда первопроходцы, торя свой путь в густых девственных лесах неведомых земель, а отделял каждый ствол, срезал его мечом быстро и точно в том месте, которое намечал заранее.
Лампи склонился и осмотрел срезы.
— А меч твой от этого не затупится?
Роун пожал плечами.
— Его надо чистить и затачивать каждый вечер, но лезвие очень прочное.
* * *
Через пару дней пути их мрачные представления о болоте переменились. Никаких туч мошкары и застоявшейся, вонючей, хлюпающей под ногами жижи. Жаливших насекомых, к счастью, было совсем немного, а на стоявших там и сям деревьях распускались яркие цветы. Вокруг них суетливо носились золотистые бабочки, над самыми зарослями папоротника деловито сновали поблескивающие стрекозы, на водной глади свободно плавали небольшие фиолетовые лилии, а грунт был достаточно твердым, и они быстрым шагом продолжали путь. Когда стали спускаться сумерки, друзья разбили на ночь лагерь на возвышении у самой воды. Там росли деревья, каких раньше они никогда не видели, с толстыми, вьющимися ветвями и листьями, которые при прикосновении сворачивались в трубочку.
— Твоя драконья притирка такая вонючая, что все кусачие жуки и мошки улетели в болото. А когда эта вонь выветрится?
— Как только помоешься.
Роун тяжело вздохнул.
* * *
В вечернем тумане жаркий костер потрескивал ветвями папоротника. Аромат запекавшегося на костре сома, которого они выловили в воде голыми руками, завораживал и Роуна, и Лампи. Сверчки устроились у них на плечах и сидели тихо-тихо, будто в оцепенении, даже усиками не шевелили.
Напротив Роуна, по другую сторону костра, в сполохах огненных языков плавно обрисовались контуры странного мальчика.
«ТЫ УЖЕ ПОЧТИ У ЦЕЛИ».
«ДА, Я ЧУВСТВУЮ ЭТО».
«ТЫ ПРИШЕЛ НЕ ОДИН?»
«С ДРУГОМ. А ЧТО?»
ВОЛЬНЫЙ СТРАННИК
«ОН ТОЖЕ СТРАННИК?»
«НЕТ. МЫ ОЧЕНЬ ДАЛЕКО?»
«ЧТО ЗНАЧИТ „ДАЛЕКО“?»
Очертания странного мальчика растаяли в воздухе. Роун перевел взгляд на Лампи. Тот шевелил ветки в костре и был целиком поглощен этим занятием. Он даже не заметил, что у Роуна было видение.
— Я видел мальчика. Он, кажется, не возражал, что я привел тебя с собой.
— Это утешает, — буркнул Лампи. — Мне совсем не по душе быть незваным гостем.
— Это хороший знак. Мы движемся в правильном направлении.
— Знаешь, хочешь верь мне, а хочешь — нет, пока что мне все очень нравится. — Лампи расплылся в широкой улыбке, вытаскивая из огня запеченную рыбину. — А дальше все будет еще интереснее.
ПОДГОТОВКА К НЕВЕДОМОМУ
В ЧЕСТЬ ТОРЖЕСТВА НАШЕГО ГОСПОДСТВА АРХИЕПИСКОП НАЧИНАЕТ СООРУЖЕНИЕ МОНУМЕНТАЛЬНОГО СТРОЕНИЯ, РАВНОГО ПО ВЕЛИЧИЮ ИСЧЕЗНУВШИМ ВЕЛИКИМ ПИРАМИДАМ ГИЗЫ. ДЛЯ ОТРАЖЕНИЯ ЖИЗНЕННОЙ СИЛЫ, КОТОРУЮ ЕЖЕДНЕВНО ДАРУЕТ НАМ СТАРЕЙШИЙ, ЕГО ВЕЛИКАЯ ПИРАМИДА БУДЕТ СДЕЛАНА ИЗ СТЕКЛА, ДАБЫ НЕСТИ ЕГО СВЯЩЕННЫЙ СВЕТ
ПРОКЛАМАЦИЯ ВЛАДЫКИ КЕРИНА
А теперь еще скорее. Давай! — крикнул виллум.
Стоув изо всех сил бросилась к вертикальному щиту высотой в полстены, оттолкнулась от гимнастического мостика и подпрыгнула вверх, поравнявшись с вершиной щита. Взмахнув ногами, она на какой-то миг зависла над ним вниз головой в воздухе и в этот момент почувствовала, что могла бы так и висеть, как подвешенная. Потом сделала сальто и приземлилась на ноги с другой стороны щита.
Виллум стоял на брусьях, подмечая все мельчайшие детали техники ее прыжка.
— Еще раз.
