ПРОКЛАМАЦИЯ ВЛАДЫКИ КЕРИНА
Путешественники заночевали в зарослях высокой травы, которая скрыла их от посторонних взглядов.
— Ну и денек сегодня выдался, — сказал Лампи, высунув голову. — Сверчки от близости к Городу будто все с ума посходили: прыгают, беспокоятся, стрекочут!
Роун с трудом поднялся со своей походной постели. Голова отяжелела, руки и ноги как свинцом налились и не слушались. Он потянулся и спросил Лампи:
— А сам-то ты как?
— Я? Мы тут с Камьяром уже все продумали.
Камьяр, казалось, только и ждал этих слов. Он взревел:
— Хватит дрыхнуть, противные вы мои, пора вставать с травяной постели и двигаться в Город! Нас там ждут празднества!
С нарочитым шумом, чтобы не застать их врасплох, подошла Мабатан.
— Вы слишком долго спали, мы уже позавтракали, — сказала она и протянула Роуну несколько запеченных яичек.
Но Роун не испытывал чувства голода, его беспокоило совсем другое. Чем ближе они подходили к Городу, тем чаще перед его внутренним взором возникал образ Стоув. Во сне и наяву он словно улавливал отголоски ее мыслей и чувствовал ее непереносимые мучения. Он только никак не мог понять, она делает что-то другим или другие мучают ее. Но то, что она испытывает боль, смятение и ярость, было ему совершенно очевидно.
— Ты чувствуешь ее. И сверчки тоже. Дух ее мечется во мраке.
— Мы должны ее избавить от этой напасти.
Лампи бросил на друга сочувственный взгляд.
— Да, если только нам удастся пережить встречу с ней.
Выйдя на дорогу, они закинули за спину заплечные мешки. Далеко впереди ущербный месяц нависал над куполами башен Города, казавшегося призрачным в синевато-сумрачных лучах занимавшейся зари.
Предместья Города лежали в руинах. К лилово-багряным небесам вздымалась пыль от обломков зданий и завалов строительного мусора. Кажется, он уже когда-то это видел… Тут Роун вспомнил странствие с Аландрой в Краю Видений уже больше года назад.
Аландра… Роун почувствовал, что девушка стала ему верным другом и не могла его предать. Она выходила его и спасла от верной гибели, облегчила страдания Лампи и всем рисковала, чтобы спасти детей. Он считал, что не может винить ее за верность преданным забвению. Камьяр был прав: они спасли ей жизнь, стали ее второй семьей.
Роун заметил, что настроение Камьяра и членов его труппы значительно ухудшилось. Даже обычно безмятежная Мабатан чувствовала себя подавленно и была напряжена. Все были на взводе, включая его самого, на пределе сил и нервов.
— Мабатан, все так помрачнели, потому что мы приближаемся к Городу?
— Твоя сестра тоже на всех воздействует, только они не могут отличать ее чувства от своих собственных.
— И прогулка по этим развалинам никому не может поднять настроение, — заметил Лампи.
— Я знаю, как улучшить вам настроение, — сказал Роун.
Он вынул из кармана флейту, но все только завздыхали. Один Доббс встал на его защиту.
— Эй, — сказал он, — хватит вам, имейте совесть!
— Все, что ты играл за последние два дня, нагоняет только тоску и печаль, — возразила Межан.
— Меня эти заунывные мелодии просто убивают, — согласилась с ней Талия.
— Мне кажется, кое-кто помер от твоего последнего представления, — усмехнулся Камьяр.
Талия запустила в него камешком, который угодил Камьяру прямо по носу. Потирая ушибленное место, тот засеменил к Роуну.
— Сжалься над нами, пожалуйста, подсласти нам пилюлю, чтобы все мы смогли ее проглотить.
Роун рассмеялся и заиграл быструю мелодию. В такт музыке Межан пустилась в пляс, радостно крикнув:
— Вот это — по-нашему!
* * *
К полудню приподнятое настроение почти испарилось под жаркими лучами безжалостного солнца. Все обрадовались, когда Камьяр объявил передышку, но зароптали, когда он заявил:
— Настало время переодеться…
Но как только Доббс открыл дорожный сундук, где хранились костюмы, актеры не без удовольствия приняли вызов. Сгрудившись над кучей крикливых масок, каждый придирчиво выбирал то, что ему по душе. Доббс выбрал себе замысловатую маску коня, а на морду их лошадки он надел человеческую полумаску. Он радостно заржал, потом рысцой подбежал к Межан, которая наградила его подзатыльником. Роун взял яркую красно-оранжево-желтую маску, первую, попавшуюся ему под руку.
— Все это какие-то полумаски, — жаловался Лампи. — Я под ними все лицо не скрою.
— Тебе они и не предназначены, — ответил Камьяр. — Для тебя мы придумали кое-что новенькое.
Открыв какую-то коробку, он вынул из нее маску гориллы. Лампи застонал.
— Тише, тише ты, уймись… Оцени-ка лучше нашу задумку по достоинству! Тебе предоставляется честь возродить дух этого, к несчастью, истребленного вида.
Мабатан пожала плечами и печально сказала:
— Так много зверей вымерло…
А практичный Лампи поинтересовался:
— Как же я в этой штуковине буду дышать?
— Вентиляция в маске отличная, — ответил Доббс. — Примерь-ка.
Лампи надел маску и гоголем прошелся туда-сюда. Талия прыснула со смеху и дала ему тамбурин.
— В таком виде ты станешь неотразим!
Камьяр, щеголявший в маске дьявола с рожками, придирчиво всех оглядел.
— Совсем неплохо! Так мы очень смахиваем на компанию подгулявших забулдыг…
— …только и думающих о том, как бы покруче отпраздновать сто десятую годовщину Консолидации, — добавила Межан.
— Ну давайте, давайте, все в восторге от праздника победы Архиепископа! — закричал Камьяр.
— Все просто балдеют от разгрома предателей-бунтовщиков! — выкрикнул Доббс.
— Все ему благодарны за его милосердие и благодеяния! — нараспев продекламировала Межан. — Он спасает людей!
— Чтобы использовать их на запчасти, — парировал Камьяр.
— Избавляет их от порчи! — продолжила она.
— Чтоб отдать их в лапы черта! — воскликнул Камьяр, размахивая вилами.
— Все славят Архиепископа! — прокричали сказители, и каждый с энтузиазмом издал громогласно-раскатистый непристойный звук.
* * *
Старая дорога отлого вела вниз. С обеих сторон высились полуразрушенные стены, по обочинам валялся бетонный мусор.
— Здесь когда-то проходил туннель, — сказала Мабатан, — но вода в нем высохла уже много лет назад. — Девушка вдруг замерла и прислушалась, глядя в глаза Роуну. — Приближаются клирики, — одновременно произнесли они.
— Ну что ж, начнем!
Камьяр дал Мабатан барабан, а Межан вручил медные тарелки. Талия взяла гитару, а Доббс — тромбон. Камьяр сыграл на своей свистульке вступление, и все они довольно слаженно выдали вполне гармоничную мелодию.
