— Тогда вели остановить машину.
— Стоув, нам следует остерегаться толпы. Ты ведь знаешь, как люди на тебя реагируют.
— Но мы же на мосту, Виллум, здесь никого нет! Останови машину.
— Это нежелательно.
— Мне нужен воздух. Я задыхаюсь!
Стоув видела в зеркальце заднего обзора, как взгляд водителя нервно перескакивает с нее на Виллума, а блокиратор у него над ухом пульсирует сильнее обычного. Он должен был подчиниться — но кому? С тяжким вздохом Виллум кивнул головой. Клирик с явным облегчением остановил машину и выключил электрический двигатель. Машины сопровождения, следовавшие за ними и впереди них, тоже остановились, дверцы их распахнулись, и на мост повыскакивали клирики в синей форме. Они тут же разбежались по обе его стороны, высматривая подозрительных личностей.
— Погуляй, но только несколько минут, — сказал Виллум. Он всегда шел навстречу разумным пожеланиям девочки.
Дверца со стороны сиденья Стоув распахнулась. Она вышла из машины на мост. Порыв сильного ветра ударил ей в лицо, поднял все ее четыре юбки, даже жесткий стоячий воротничок склонился под напором воздушного потока. Стоув нравилось, когда дул ветер. Его порывы приглушали слова, которыми она собиралась обменяться с Виллумом.
Внизу зеленела вода залива. Вверху синело бездонное небо. А по обе стороны залива ввысь уходили десятки куполов небоскребов, выстроенных в эпоху Консолидации, когда отряды повстанцев то и дело нападали на Город и часто шли красные дожди. Когда-то эти купола использовались для защиты элиты от обрушивавшейся с неба разрушительной заразы, отравлявшей все живое. Теперь под этими куполами располагались лаборатории, созданные для того, чтобы поддерживать жизнь одряхлевших старцев. Возвышавшиеся за ними здания новой архитектуры Владык Города отражали их победу над предателями и изменниками. Сверкающие остроконечные шпили, башни, напоминавшие очертаниями памятники, и возвышающаяся над всеми зданиями Великая Пирамида — шедевр архитектуры из стекла, пульсирующее сердце Города.
Вот какой он, Город — единственный Мегаполис, переживший эпоху Консолидации, и он ее обожает. Ее образ здесь повсюду — на плакатах, указателях, даже на таких гигантских рекламных щитах, как тот, который возвышается в конце этого моста. Она — истинная дочь самого Города, образ его будущего. Для граждан она — само совершенство, сострадание, милосердная красавица, возможность и надежда. Такой ее сделал Дарий, и кем же он стал для нее теперь? Лжецом. Город — его творение, а горожане — его подданные. И он контролирует их так же, как контролирует ее.
На некотором расстоянии от процессии росла и удлинялась выстроившаяся очередь машин. Судя по их цветам, многие принадлежали частным владельцам. Такая привилегия предоставлялась лишь гражданам, вносившим вклад в прославление Города, — дизайнерам, инженерам, архитекторам, докторам и им подобным. Но, как и в других аналогичных ситуациях, имевших место в Мегаполисе, никто не жал на гудок, не возмущался ни один водитель. Все терпеливо ждали, сколько бы времени это ожидание ни занимало. В Городе никто никогда ни на что не жаловался. А если вдруг кому-то хотелось пожаловаться, он куда-то почему-то очень быстро пропадал.
— Ладно, — сказала Стоув, — теперь мы можем поговорить.
— Тебя уже ждут на фабрике.
— Знаю, в центре нашей цивилизации. Виллум, мне нравятся эти визиты. Я понимаю, какой важный вклад вносят рабочие, и согласна с тобой, что не надо заставлять их ждать. Но…
— Охрана очень нервничает. И ветер здесь такой сильный.
— Это недолго, — настаивала она, повернувшись к спутнику. — Мне приснился дурной сон, Виллум.
— Тебе и раньше снились плохие сны, — ответил он ей.
Тем не менее в его невыразительном тоне девочка расслышала нотку интереса.
— Те сны были не такие. — Она внимательно вглядывалась в выражение его лица, пытаясь точно определить, что ему известно и как много она ему может рассказать. — В этом сне мне привиделся человек в накидке из разноцветных перьев.
Собеседник казался невозмутимым, но теперь ей было совершенно очевидно, что он слушает ее с напряженным вниманием.
— И кем же был этот оперенный незнакомец?
— Это он принес в Негасимый Свет смерть и разрушение.
— Стоув, когда тебе будут сниться такие кошмары, всегда мне о них рассказывай.
Он сказал это таким тоном, каким говорят родители, души не чающие в своих чадах. Почему, интересно, это вызвало у нее одновременно и радость, и раздражение?
— Ты смогла после этого снова заснуть?
Она подогрела его любопытство, не сводя с Виллума пристального взгляда:
— В том кошмаре человек-птица говорил с Хранителем. Он чем-то вызвал недовольство Старейшего. Не выполнил какое-то его задание. Но был за это наказан.
Виллум смотрел на нее не мигая.
— Ясно как день, что твой дар сновидений продолжает набирать силу.
Да, он явно был заинтригован. Подозрения его усиливались. Интересно, поделится ли он с кем-нибудь своими соображениями?
— Ты когда-нибудь встречал такого человека-птицу, какого я видела во сне?
— Мне известно лишь то, о чем мне рассказывали, а это совсем немного. Когда я работал в пустынных землях внешнего предела, мне что-то говорили о таком человеке. — Он смолк, поймав настороженный взгляд одного из клириков. — Пойдем. Они будут следовать за нами.
Пока они шли по пешеходной дорожке под массивными канатами, на которых над пенистыми бурунами был подвешен мост, клирики разбежались во все стороны, стремясь неукоснительно сохранять порядок, предписанный инструкцией по охране.
— Его зовут Ворон.
— Надо же, какое имя замечательное. Оно совершенно не соответствует тому ушлому, жалкому подлецу, который валялся на полу в зале Хранителя.
Он что, улыбнулся? Слишком натянуто. Ну ничего, она еще его поймает. Игру его разгадает, правду его выведает.
— Говорят, он очень плохо учился в семинарии. Природа его обделила способностями к учению.
— Но ведь по заведенному регламенту семинаристам в закрытых семинариях вживляют блокираторы, а потом они становятся клириками.
— Дарий приказал отменить имплантацию. Ворон был необычайно умен и изворотлив, поэтому Хранитель дал ему задание присоединиться к новому движению, зарождавшемуся в Дальних Землях.
— Поняла — это были братья. Получается, что один из первых последователей Святого был доносчиком Дария. Совсем неглупо.
— Но и не очень умно. Хоть Ворон и сумел успешно тебя доставить под защиту Старейшего, он не смог выяснить, где был твой брат. Или так ему сказал.
— Я должна быть ему вечно за это благодарна, — сказала Стоув с приторной улыбкой. — Дарий мне как отец родной. Его великодушие не знает пределов.
— Потом стало ясно, что все это время Роун был вместе с братьями прямо под носом у Дария.
