Парк украшали яркие гирлянды флажков и вымпелов, все было забито праздношатавшимися толпами гуляк. По всей площади тут и там демонстрировали свое мастерство жонглеры и фокусники, клоуны на ходулях и глотатели огня, на открытой сцене одетые в странные костюмы музыканты наяривали зажигательные танцевальные мелодии.
Внезапно Стоув резко остановилась, почувствовав сильный приступ тошноты. Внутренности ее будто кто-то сдавил, горло непроизвольно сжалось. Оттуда — из глубины ее существа — наружу рвался голос, который ей не принадлежал.
— Что мы здесь делаем?
Это был голос Феррела, каждое слово его звучало низко и хрипло, как будто скребло ей нутро.
— Помоги мне, — взмолилась Стоув, непроизвольным жестом в отчаянии поднеся руку к горлу.
Виллум взял ее за локоть.
— Пойдем дальше, или остальные нас догонят. — Он взял девочку за руку, крепко обхватив ее своими сильными длинными пальцами. — Я с тобой, и я не позволю ему причинить тебе вред. Не пытайся с ним бороться, открой ему путь, дай ему говорить.
Как только Стоув немного расслабилась, голос проскрежетал:
— Я же спросил тебя, что мы здесь делаем?
— Мы пришли сюда посмотреть представление, немного развлечься, — сказал Виллум.
— Я не верю тебе!
Виллум повернул Стоув к себе лицом и приподнял так, чтобы заглянуть ей прямо в глаза.
— Феррел, кем бы она ни была, это всего лишь ребенок.
— Она не ребенок. Она — выродок, чудовище!
Прислонившись лбом к голове Стоув, Виллум прошептал:
— Угомонись…
Исходивший от раны жар стал постепенно стихать, будто его как потоком холодной воды окатила спасительная энергия. Виллум крепко прижал Стоув к себе, чтоб унять бившую ее тело дрожь, и мягко стал утешать.
— Все в порядке, все хорошо, — тихонечко нашептывал он ей.
И когда он снова поставил девочку на землю, Стоув почувствовала себя ребенком, таким маленьким и ранимым, каким она себя даже не помнила. Ей были непереносимы эти чувства незащищенности и страха, хотелось от них отделаться, выкинуть их из сердца и из головы.
— Пойдем. Времени у нас осталось немного.
Виллум взял ее за руку и повел к возвышавшейся сцене. Высокий мужчина с черными вьющимися волосами взмахом руки дал знак музыкантам остановиться и, обратившись к публике, объявил:
— А теперь в честь Владык Города и ежегодного фестиваля Консолидации мы хотим представить вам нашу новую скромную постановку под названием «Ошибка клирика».
Лицедей поклонился свистевшей и хлопавшей в ладоши публике и чуть не споткнулся о мальчугана, лицо которого скрывал мешок.
Подмигнув зрителям, мужчина схватил паренька за рубашку.
— Прости меня, парень, почему ты натянул себе на рожу этот мешок?
— Лучше бы тебе об этом не знать, — раздался из-под мешка приглушенный голос.
Мужчина бросил взгляд на зрителей.
— А мы думаем по-другому, ведь так?
Из толпы раздались возгласы: «Да, так! Правильно!»
Улыбнувшись, он сорвал с головы мешок, под которым оказалась жуткая маска — вся в незарубцевавшихся шрамах на словно освежеванном красном лице.
У всех зрителей одновременно вырвался единый общий вздох, только несколько человек, на которых маска, видимо, не произвела впечатления, зашикали на лицедеев:
— Да разве это настоящие лесные клещи? — подтрунивали они над артистами.
Ведущий, отступив немного назад, сделал широкий жест рукой в сторону толпы.
— Наслаждайтесь этим замечательным зрелищем!
Музыкант в пламенной маске играл на флейте зажигательную мелодию, а ложная жертва лесных клещей в такт ей притопывала ногами и похлопывала руками. Музыка чем-то задела Стоув за живое, привлекла ее внимание. Она сконцентрировалась на фигуре в маске, пытаясь понять, кто за ней скрывался, но наткнулась на непробиваемую защиту. Он смог от нее отгородиться — такого просто не могло быть!
Виллум легонько подталкивал ее к сцене, с высоты которой ведущий продолжал внимательно вглядываться в толпу, но их приближения явно не замечал. Рядом с ним стояла с барабаном молоденькая девушка, не отрывавшая глаз от Стоув. Взгляд ее как-то странно успокаивал.
— Ах, Виллум, со времени нашей прошлой встречи у тебя прибавился не один седой волос, — вдруг сказал ведущий лицедей, не сводя глаз с толпы.
Виллум напряженно взглянул в сторону сцены.
— Расслабься, этот клирик — один из наших. А спектакль они разыгрывают только для отвода глаз.
— Хорошо, с этим все понятно, но другие-то очень скоро нас настигнут.
Виллум обернулся к Стоув.
— Это Камьяр, тот друг, о котором я тебе говорил.
— Сюда, пожалуйста, — тихо сказал Камьяр, провожая их к разбитой за сценой палатке.
Сунув руку в сундук, он вынул оттуда ветхую одежду подмастерья красновато-желтоватого цвета.
— Надень-ка вот это. Пришло время менять профессию. И, пожалуйста, поторопись.
Стоув откинула капюшон, и Камьяр ахнул.
— Надо же, это и вправду она! А я-то был уверен, что неправильно тебя понял или что ты решил нас разыграть, хоть знаю, что ты начисто лишен чувства юмора.
— Это было очень рискованно, я даже думал — просто невозможно. Поэтому я и обратился к тебе.
— В таком случае ты тем более заслуживаешь похвалы.
Ободряюще кивнув Стоув, Виллум взял Камьяра за руку.
— Есть кое-что еще.
— У меня почему-то такое предчувствие, что это мне не понравится, — пробурчал Камьяр, когда Виллум выводил его из палатки.
Стоув, прекрасно понимая, что именно они так оживленно шепотом обсуждали, воспользовалась представившейся возможностью и переоделась. Она скинула одежду клирика-юнкера и натянула обноски подмастерья. Взглянув в небольшое обшарпанное зеркальце, совсем рядом с собой она увидела там того лицедея в огненной маске, который только что играл на флейте. Это именно он как-то сумел создать защиту, за которую она не сумела пробиться — поэтому-то она даже не заметила, как он вошел. Когда он сунул руку в карман, Стоув напряглась, готовясь отразить нападение. Сейчас она так закричит, что у него голова лопнет!
Но что это он сжимает в руке?
Тряпичную куклу, обернутую в выцветшую ткань когда-то пурпурного цвета.
Это же ее кукла! Та кукла, которую она тогда выронила на снег. На забрызганный кровью снег рядом с рукой Роуна… Рука Роуна. Дыхание Стоув стало резким и порывистым, сердце бешено застучало.
Флейтист-лицедей снял маску.
— Я скучал по тебе…
