— На поедание? — спросил он.
— Перестань паясничать, — промолвила она и в голосе прозвучали интонации настоящей учительницы.
Можно поспорить, подумал Ларион, что именно так она говорит на уроках всяким там двоечникам, если они начинают плохо себя вести. Вот только голышом рядом с ними она при этом не лежит.
Он не удержался и хихикнул.
Если подумать, то он вот уже несколько ночей подряд воплощает в жизнь мечту чуть ли не каждого мальчишки, каждого задрипанного двоечника, троечника, а может, и отличника. Знали бы они… видели бы…
Нет, сказал он себе, не надо никому ничего знать и видеть. И совершенно неважно, что Анна работает учительницей. Главное — ему с ней хорошо, и ей, судя по всему, — с ним. И все это только между ними. Посторонним вход воспрещен. Как бы им этого ни хотелось.
— Ты куда-то все время отлучаешься, — заметила она. — Куда?
— Я просто думаю о том, что люблю тебя, — ответил он. — И не более.
— Не можешь перестать?
— С трудом и только на время. Не очень долгое.
— У тебя давно не было женщины, — сказала она. — Вот ты на меня и позарился.
— У меня давно не было настоящей женщины, — уточнил он. — Понимаешь о чем я?
— Еще бы, — ответила она. — Ты — зверь инопланетный. Я теперь знаю, откуда в тебе столько силы. От ведьм.
— Нет, это называется по-другому, — возразил он. — Совсем по-другому.
— Неважно, — прервала его она. — Скажи лучше, объясни… продолжи объяснения. Я так и не услышала от тебя того, что хотела. Я так понимаю, ты можешь хотя бы приблизительно определить, сколько у человека в наличии времени.
Ну да, вот он, этот вопрос. Прозвучал. И соврать не удастся. Только не ей и не сейчас.
— Да, — сказал Федоров. — Могу. И не приблизительно.
— То есть, посмотрев на человека, ты можешь определить, сколько ему осталось времени?
— Да, могу.
Вот, наверное, и все, подумал Ларион. Тут обычно все и заканчивается, поскольку, если она додумалась до этого вопроса, то, значит, рано или поздно сообразит и все остальное.
К примеру, что означает его умение определить, сколько человеку осталось жить. Что оно на самом деле означает. Интересно, хватит ли у нее духу задать следующий вопрос?
— Получается, жизнь человеческая предопределена? Если есть ты и твой дар действительно существует?
Ну вот что можно на подобное ответить?
— Да, ты права, — сказал Федоров. — Я шарлатан и живу с этого. Никакого ведьмаческого дара у меня нет и в помине.
— Не обижайся, — послышалось в ответ. — Я не думаю, что ты обманщик. Просто…
— Просто?
— Я не могу так сразу осознать услышанное. Как ни крути, но получается, если ты существуешь и умеешь все, о чем мне рассказал, — значит, все в этом мире предопределено, известно заранее. Фатум, судьба, которую не обманешь. При этом нет добрых людей и нет злых. Есть просто люди, которым по судьбе придется совершить то или иное.
— А разве не так устроено в жизни? — усмехнувшись, спросил он.
И хотел было добавить еще кое-что, немного ее подразнить, но передумал, увидев близко ее глаза, серьезные, полные ужаса.
Боже!
— Только не по голове, — быстро сказал Ларион. — Признаю свою ошибку и более не буду.
— Значит, ты меня обманывал? — с надеждой спросила она.
— Нет, — ответил он. — Говорил чистую правду. Но ты сделала неверные выводы. Если бы все в этом мире было предопределено, я не мог бы в нем ничего изменить. Смекаешь?
— А если ты можешь не только видеть, но еще и менять…
— Вот именно, — закончил за нее он. — Это означает, что все в мире предопределено, скажем, процентов на девяносто, или на восемьдесят пять, или на девяносто два. Чем это отличается от того, что ты до этого знала? Да ничем. Плохой человек, который таскает с собой пистолет, рано или поздно из него выстрелит. И тебе, для того чтобы это определить, вовсе не нужно обладать какими-то необычными свойствами. Ты просто это знаешь. Так же и я, глядя на какого-нибудь человека, вижу, что он умрет примерно тогда-то. С точностью если не сто процентов, то больше девяноста.
— Понятно, — сказала Анна. — Ты очень обкатанно все это объясняешь. Не в первый раз?
— Нет, не в первый, — ответил он. — Но в такой ситуации и такой красивой женщине — впервые.
— Обманщик, — она улыбнулась. — Какой ты обманщик… У меня даже нет слов.
Вот и хорошо, мысленно вздохнув с облегчением, подумал Федоров. Вот и замечательно, пока ей в голову не пришел какой-нибудь бред. Что-нибудь вроде того, что он на самом деле не видит срок жизни, а его устанавливает, определяет. Ему случалось слышать и такое объяснение своих способностей.
— Ну, теперь ты удовлетворена? — спросил он.
— Нет, — ответила она. — До этого еще очень далеко. Ты же сказал, что ночь молода и нам предстоит многое.
— Соблазнительно.
— Да неужели?
Она вдруг оказалась совсем рядом, прижалась, теплая и мягкая, подставила губы. И это было начало, это означало, что он снова вернул ее расположение, снова допущен к ее телу. И вот сейчас…
Это было почти невозможно сделать, но Ларион оторвался от нее и сказал:
— Только один вопрос. Ответив на такое количество твоих, я имею право спросить. Не так ли?
— Так, — ответила она. — Учти: о своих похождениях я не рассказываю.
— Не то, — сказал он. — Меня интересует, откуда ты узнала, что я ведьмак?
— Говорят женщины. Между собой. У колодца говорили сегодня. А я как раз за водой пришла.
— Что еще говорили? Откуда пошел слух?
— Не знаю. Не прислушивалась. Понимаешь, я сначала не поверила, а потом…
— Потом ты поговорила со мной и теперь знаешь. Не так ли?
— Да.
— Можешь узнать, откуда это стало известно?
— Могу попытаться. Но зачем?
— Хочу проверить одну теорию, — ответил Ларион.
Знал он, конечно, как это может объясняться, но так до конца и не верил.
— Желаешь сделать из меня Мату Хари? — улыбнулась она.
— Почему бы и нет? — пробормотал он, зарываясь лицом в ее волосы, вдыхая их запах, снова пьянея от него. — Кстати, знаешь, что Мата Хари прославилась не только шпионажем? Говорят, она была очень искусна в постели.
— О?.. В таком случае мне надо потренироваться. Дашь пару уроков?
— Конечно, — прошептал он. — Только сначала скажи мне что-нибудь, первым, пришедшее в голову.
— Я очень тебя люблю.
