– Меня не интересует, каким образом это случилось! – иезуитским шепотом выдавил Поупс. – Шоу должно продолжаться любой ценой!
Эта фраза пошла в народ и стала крылатой.
Секретарь выкатился прочь из кабинета, словно на него кипятком плеснули.
– Жарко? – поинтересовалась девица эстрадно-цирковых пропорций, сидевшая в приемной.
Это была Пипа – помощница режиссера шоу. На редкость вульгарная девица, державшаяся на работе только из-за своей колоссальной несущей способности.
– А пошлите его в жопу, Огисфер! – сказала она.
Огисфер мотнул головой, как бык, получивший по лбу кувалдой.
– Не просто жарко! – ответил он почти доверительно. – У нас пожар. Всё горит.
– И пусть горит, – легкомысленно заявила бесшабашная помощница режиссера. – Пошлите в жопу…
От Огисфера ей не удалось до конца скрыть интерес к явному скандалу, но секретарь не оценил его правильно, приняв за обычное женское любопытство.
Он ошибся.
Огисфер – высокий, несколько костлявый мужчина средних лет с демоническим лицом и глубокими большими глазами, помощник и секретарь Поупса Медока, один из адептов учения «Избранных для продажи во имя Господа и именем Его» был для Пипы открытой книгой.
Он подошел к своему столу и начал переставлять и перекладывать находящиеся на нем предметы.
Огисфер, по мнению Пипы, был недалеким, заторможенным и верным человеком. В чем-то Пипа была права. Она только затруднилась бы ответить на вопрос, кому именно был верен Огисфер: своему хозяину, ей или своим братьям и сестрам по вере.
Она могла не сомневаться только в том, что Огисфер был хорошим любовником. Может быть, немного своеобразным, излишне добросовестным, но очень ласковым и сильным.
Пипа полагала, что Огисфер влюблен в нее, и пользовалась этим, позволяя себя любить.
Огисфер в свою очередь подозревал, что это Пипа влюблена в него, как кошка, но из гордости прикрывает это чувство цинизмом, а он пользовался этим, потому что нуждался в здоровом, регулярном сексе к потому что Пипа была исключительно хороша в постели.
Да, она была немного своенравной, немного эксцентричной, но очень сексуальной.
Пипа подошла к Огисферу только тогда, когда он сел за свой стол.
– Тем временем происходят неприятности у господина Поупса, – сказала она. – Что случилось, Огисфер?
– Гастрольный тур проваливается, – ответил тот. – Исчез Хайд.
– Хайд? – удивилась Пипа. – Как может исчезнуть человек, которого весь мир знает в лицо?
– Исчез… – с обреченностью подтвердил Огисфер и даже опустил плечи.
Возможно, он хотел что-то добавить. Но не сделал этого.
– Где это случилось?
– На севере…
– Он никогда не любил снегопад, – задумчиво сказала Пипа. – Помнишь в его старой песне:
…Все дороги выбелил снег,
Никому не припас он успех,
Злобно-злобно высмеял всех.
Белый-белый паяц – белый снег.
Пипа воодушевилась и напела припев:
Белый снег, белый снег, белый снег…
Но, видимо, сообразив, что не в голосе сегодня, она продолжала речитативом, слушая незабываемую мелодию в своей памяти:
– Прекрати, – не выдержал Огисфер, – и так нету сил. Я просто не знаю, что делать.
– Это из военного цикла, – размышляла вслух Пипа, – сейчас он пишет лучше, но как-то не от души. И всё же он гений.
– Исчез он совершенно гениально! – злобно прошипел Огисфер. – Подскажи, что делать.
– Может быть, он сейчас где-то бредет под снегом, – сказала Пипа, – уходит от своей судьбы. Подумай, куда он мог бы направиться.
Пипа была помощницей режиссера Уллы Рена и шпионила за всеми для мистера Поупса Медока. Когда-то она была романтичной девушкой, но теперь поистаскалась…
Однако сексуальности и любопытства к мужчинам не утратила.
– Скажи Поупсу, что я здесь, – сказала Пипа.
– Он не в том состоянии, – возразил Огисфер.
– У меня для него хорошие новости, – сказала Пипа твердо, – возможно, он и переменит немного настроение.
– Но сначала наверняка наорет, – вздохнул Огисфер.
Он вынул перламутровую затычку из переговорной трубки и откашлялся.
– Мистер Медок! К вам Пенелопа Томбстоун.
– А? Что? Кто? ДА!!! Огисфер! Не заставляйте даму ждать.
– Он тебя ждет… – пожал плечами Огисфер.
– Так я пойду, – игриво сказала Пипа и коснулась крепкого, как картон, воротничка секретаря, от чего тот (секретарь, а не воротничок) покрылся крупными мурашками.
– Поупс затаскал бы Хайда по судам за сорванные гастроли, – заметил ей вслед Огисфер, – но сейчас у Хайда нечего отсудить.
– Так плохо дело? – удивилась Пипа, гибко изогнув талию и обернувшись к секретарю плечами и грудью.
– Он всё вложил в свои шоу. Сейчас Хайд пуст, как подарок дурака.
– Занятно, – сказала Пипа и скользнула за дверь.
В разрезе длинного платья мелькнула ее точеная нога, вызвав у Огисфера приступ любовной истомы.
Поупс, всё еще покрытый красными пятнами, вылепил из своего толстого гуттаперчевого лица счастливую улыбку.
– Пени! – возопил он, простирая руки навстречу вошедшей.
Весь его вид выражал, что он готов броситься навстречу и только массивный стол, увы, является для этого непреодолимой преградой.
– Ах, к чему эти церемонии, – принялась кокетничать мисс Пенелопа Томбстоун, – просто Пипа, и всё.
При этом она чуть наклонялась вперед, чтобы взгляд маленького импресарио более глубоко проникал в откровенное декольте, и для страховки раздвинула коленом складки юбки.
Но Медок, как истинный джентльмен, смотрел ей в глаза. Из этого Пипа постановила, что у Поупса действительно трудные времена.
– Садитесь же, – указал Медок на кресло, похожее на кожаную морскую раковину, усеянную по кромке золотыми шляпками гвоздей.
Пипа села и поерзала, чтобы юбка раздвинулась и обнажила ее великолепные ноги.
– Выкладывай! – сказал Медок, едва сел за стол.
– Хорошо. – Пипа фыркнула для порядка, но решила перейти к делу. – Улла Рен собирается начать новое мульти.
– Так, так!
– Он получил по почте сценарий и совершенно сбрендил, когда его прочитал, – продолжала Пипа.
– Что за сценарий?
– Никто этого не знает. Улла не расстается с ним. Наверное, даже спит с ним. У него всегда в руках единственный экземпляр.
