Почему-то понятно стало, что вот как обернется оно — и конец! Почему-то стояла перед глазами жуткая рожа с той бумажки, что послужила причиной фейерверка на отстойниках.
Воронков стряхнул краткое оцепенение да сгоряча и не особо задумываясь выпустил сразу половину обоймы. Первые выстрелы сделали дыры в толстой гладкой коже. Спина вздрогнула, и там, по ту сторону, раздался рык, не столько от боли, сколько от возмущения, как показалось.
Но Сашка лепил и лепил в незваного гостя — в чудище пулю за пулей. Неторопливо, но ритмично. Верилось, что должно это к чему-то привести. И на пятом выстреле зеркало лопнуло и разбрызгалось серебряными каплями.
Сашка метнулся обратно в ванную и начал судорожно одеваться. Ясно было, что отсрочка у него есть, но только отсрочка. Кое-как промокнулся полотенцем и напялил одежду.
Облегчение было недолгим.
Джой продолжал рычать и подвывать попеременно.
Вернувшись в прихожую, Сашка ожидал увидеть что угодно: хоть дыры в фанерной раме от зеркала, а хоть и окно в другой мир в раме.
Но не тут-то было! Остатки зеркала начали вытягиваться нитями и срастаться, с пугающей быстротой затягивая пустоту опять зеркальной пленкой.
— Так, значит? А вот, лоб расшиби! — с каким-то отчаянным азартом выкрикнул Сашка и, схватив внезапно потяжелевшую раму, развернул ее к стене.
Показалось, что из щели между стеной и зеркалом раздалось что-то вроде злобного басовитого визга. Если такое вообще бывает. Что-то ударило в стену так, что весь дом содрогнулся, и рама отлетела к противоположной стенке коридора, отброшенная, будто взрывом, да и разлетелась в щепы.
— Действительно, что ли, с разбегу попробовал? — полувопросительно констатировал Сашка, глядя на мокрое сопливое пятно, оставшееся на более темном квадрате на обоях, под зеркалом, и заклеймил:
— Мудак!
Хотя и это была только гипотеза.
Воронков осмотрелся, дескать: не забыл ли чего, когда срочно собирался, и вон, вон из квартиры. Оставаться здесь больше было нельзя. Это он чувствовал совершенно точно.
Уже на лестнице запоздало порадовался, что продал по безденежью не так давно огромное трюмо размером в метр на два. Через оное трюмо к нему мог бы и эскадрон гусар летучих в квартиру вломиться и пройти победным маршем все его двадцать восемь квадратных метров жилой площади.
На улице глубокая ночь.
Сашка огляделся.
Никого.
Даже машин нет.
Почему-то город словно вымер.
Фонари светили красным, будто город перешел на аварийное освещение.
Только одинокий раскатистый грохот в тишине — на соседней улице прошел вагон трамвая. Прошел словно горный обвал, и вновь все стихло.
И это будто послужило сигналом.
Воронков сорвался с места и помчался, мысленно передавая псу команду: не отставать. Это для чего-то было важно, чтобы Джой не потерялся, чтобы был рядом.
Стоп!
Из-под дерева вырос стремительно и начал загораживать дорогу давешний знакомый уже призрак: безумный Пьеро в трауре.
— Банг! — сказал «Мангуст» в руке.
Призрак схлопнулся.
А чего он хотел? Какавы с бисквитом?
Несколько световых жгутов прошло по-над кустами, опалив верхушки и обдавая сверху колючим холодом.
— Банг! Банг! — ответил по кустам «Мангуст».
Сашка отметил, что не только уже не задумываясь целится кистью по-ганфайтерски, как гвозди заколачивает, а даже больше — «Мангуст» будто сам чует врага, разворачивает руку в нужном направлении и жалит смертельно.
— Молодец! — похвалил Сашка хищного друга на бегу.
«Мангуст» в ответ радостно пролаял еще три раза, и Сашка отметил, что еще три призрака схлопнулись в точку, едва он их успел заметить. Все произошло почти одновременно: фиксация внимания на цели, выстрелы, исчезновение врагов. Так что действительно непонятно, что за чем в какой последовательности.
— Предмет силы, говоришь? — усмехнулся Сашка на манер товарища Сухова. — Ну, ну…
Кажется, ему удалось-таки внушить к себе толику уважения.
Вокруг кружили смутные тени. Но оставались вдалеке и проявлять себя какими-либо активными действиями больше не рисковали.
Чувство опасности не ослабло от этого. Наоборот. Подчиняясь ему, веря себе, он бежал по пустым улицам и явственно ощущал, как опасность смыкалась подковой: сзади и с боков. И, чувствуя ее физическое присутствие, Сашка мчался туда, где кольцо было разорвано.
То он ощущал вокруг множество врагов, несущих мрак и погибель, а то вдруг все они словно исчезали, оставляя только тень угрозы. Это было непонятно и тем более тревожно.
Чтобы перевести дух, Сашка перешел на шаг и понял. Понял внезапно и ясно, что его гонят к отстойникам. Накаты и откаты вражеского присутствия были связаны с этим не в последнюю очередь.
Видимо, там, среди экологически чистого продукта, порождения нездешней тьмы чувствовали себя увереннее. Освоились уже? Или, может, у них пикацизм — экскрементофилия, то бишь.
Отчаяние?
Было ли в тот миг отчаяние?
Пожалуй, нет. И гибельного восторга тоже не было и победительного азарта.
Злость!
Вот злость была в избытке.
Но злость, не помутняющая разум, а какая-то просветленная: «наше дело правое» и «врешь не возьмешь!».
А еще было четкое, неизвестно откуда пришедшее знание, что каждое лишнее мгновение его борьбы здесь очень веско ложится на некие весы и очень много значит там, в неведомых межмировых глубинах.
— Нет, ребята, дьяволята! — прошипел Сашка. — Мы еще побарахтаемся. Но только не в «экологически чистом». Нам туда не надо.
Решил не поддаваться он твердо. Поломать их коварный план, свернуть. И рванулся вбок, прямо на ментальную стену неминуемой смертельной угрозы. Прорвемся!
Что это за улица такая, почему не знаю? А так это не дом с трубой?! Да, это был не дом.
Это был «паровой демон» с трубой. Смешное название выплыло из DOOM. Но вид был совершенно иной: сгусток мрака с двухэтажный дом величиной растопырил широкие лоскуты тьмы — руколапы, с длинными, как щупальца, пальцами, а над горбом сверху, как дым из трубы, клубился черный с колючими злыми искорками смерч.
— Ну ни фига себе! — опешил Сашка, а «Мангуст» уже выстрелил.
Выстрелил.
«Демон» с неожиданной для таких габаритов резвостью отпрянул назад и вбок.
Сашка пальнул еще. Горбатая махина дернулась еще раз, как будто ее ударило током, и уступила дорогу.
— Фс-с-с-с!!! — злобно прошипела-просвистела она, и смерч над острым горбом, более похожим уже на рог, истончился и удлинился, уходя в бесконечность звездного неба.
