— Ну ладно… — прошипел Воронков и вскинул пистолет. Вскинул — и застыл, потому что в мозгу отчетливо прозвучали недавние слова альбиноски: «Козя убит нестандартной пулькой… Нечего было по телевизорам стрелять!»
Чувствуя, как мускулы чуть дрожат от напряжения, он медленно опустил «Мангуста» и, пятясь задом, вышел обратно в приемную.
— О-о-оле-е-ег!!! — позвал он еще раз, скорее для очистки совести, не надеясь услышать ответ.
Тишина — если не считать охов блондинки за дверью. Сашка отошел к тупиковой стенке коридора и медленно пошел по нему, методично открывая все двери, которые удавалось открыть. Кабинет главного инженера, комната отдыха операторов, запертая бухгалтерия, запертая касса, туалет… На всякий случай он заглянул туда и даже щелкнул выключателем, но свидетельств гибели Олега в унитазе найти не удалось. Что ж, и на том спасибо.
Дойдя до конца коридорчика, Воронков в нерешительности застыл — выходить из этих стен не хотелось совершенно. Может, и вправду здесь остаться? Олег небось сбежал, как только увидел асфальтового медведя, в мастерской делать больше нечего, дома тоже. А тут можно поспать, а то и действительно посидеть перед телевизором, с мужиком побеседовать… Обязательно надо поговорить, да! Прямо-таки необходимо — именно этот мужик наконец-то объяснит, что случилось и зачем случилось. Как же это сразу-то ясно не стало?!
Воронков опустил поднятую к двери руку и уже был готов повернуть обратно к директорскому кабинету, как из-за двери раздался обиженный лай.
«Хозяин, ну ты что? Я тебя послушался, а ты, значит, спрятаться решил?! Выходи давай, а то я сам сюда залезу!»
Живая, напористая «речь» пса словно разбудила Сашку. Он плечом толкнул створку двери, вывалился на улицу, и тут же на плечи ему легли две мохнатые лапы, а перед глазами оказалась поскуливающая морда.
«Ну вот, наконец-то! Друг называется… Мне тут так плохо было, а ты еще и вонь здесь развел — втрое против обычной. Тебе б мое чутье, так ведь взбесился бы!»
— Ладно, хватит, хватит!
Пес опустился обратно на четыре лапы, и — сторонний наблюдатель это счел бы щелчком челюстей — тревожно заметил:
«Однако, что-то, хозяин, ты не в себе немного… Словно только что проснувшийся?»
— Вроде того… — без удовольствия признал Сашка. — Наваждение какое-то напало, хорошо, ты меня позвал, а то ведь так и утянуло бы. Серьезно, спасибо, Джой. Молодец.
И он благодарно потрепал собаку по гриве.
На этот раз, чтобы понять ответ, никакими сверхъестественными способностями обладать было не надо: пес подпрыгнул, завилял хвостом и залился радостным лаем.
Воронков включил фонарь и направился к дежурке, настороженно оглядывая мало-мальски подозрительные места на земле. На месте неведомых врагов он не стал бы повторять опыта с «медведем» — скотина оказалась уж больно тупой при всей ее силе и страхолюдности, но впечатления были еще слишком свежи, и взгляд непроизвольно выискивал на земле новые струйки пара. Но похоже, «они» были того же мнения, и признаков новой угрозы из-под асфальта заметить не удалось.
За то время, которое Сашка провел в здании, серая куча в отстойнике уже успела остыть, вода булькать перестала, и поэтому противогаз не понадобился.
«Что ж, и на том спасибо — по крайней мере отсиживаться в дежурке будет не так противно. Хм, а почему я считаю, что прятаться надо именно там? Белые, черные… Прямо как в песне — красные, зеленые, золотопогонные… Если они из асфальта такое чудо-юдо сотворили, так что им стоит, скажем, мой фрезерный станок взбесить?»
Сашка представил себе эту картину и усмехнулся — нет, это вряд ли. В конце концов, именно он этот станок за свои деньги перевез со свалки, починил, настроил… С кем — с кем, а с фрезерным можно будет договориться.
Огибать дежурку было неохота, и поэтому он вошел туда через мастерскую, вновь воспользовавшись проемом, образовавшимся на месте Двери. Нащупав выключатель, Воронков повернул его, лампы дневного света неуверенно замерцали, а потом зажглись вполне нормальным светом, словно стеклянный луч и не гасил их совсем недавно.
Станки и инструменты находились все на своих местах, ничто не проявляло враждебной оживленности, и Сашка с облегченным; вздохом уселся на табурет — все-таки, заходя сюда, он побаивался какой-нибудь очередной пакости.
Странно… Прошло всего лишь два дня… Или уже три? Воронков подсчитал внимательно: да, трое суток с тех пор, когда он, стоя посреди этой мастерской, заканчивал сборку «Мангуста» и был счастлив, словно Господь Бог на пятый день творения. И как расплата за это, с тех пор потянулись нелепые и пугающие события…
Он с сомнением глянул на «Мангуста» и сказал вслух:
— А может, и правда, все из-за тебя, а, железяка? Например, созданием такого оружия я превысил барьер, положенный мирозданием человеку, и теперь его силы ополчились на меня… М-да, интересно, я могу хоть что-нибудь сам придумать, не вспоминая книжные сюжеты? Да и глупости это все, конечно.
— Отнюдь не глупости. Но в данном случае действительно неверно, — неожиданно раздался за спиной Воронкова низкий голос альбиноски.
Не думая, что он делает, Сашка с места прыгнул вперед — к тому самому притащенному со свалки фрезерному станку. Приземляясь, он свободной рукой ухватился за один из штурвальчиков, и его развернуло спиной к станине, а лицом к остальной мастерской.
Взгляд лихорадочно метнулся от одной стены к другой. Да где же она, черт возьми?!
Прошлогодний календарь, висящий над верстаком, сохранил свои размеры, но цвета его изменились — именно это в первый момент привлекло к себе внимание, и лишь мгновение спустя Сашка понял, что изображение тоже новое. Вместо розовотелой, пышногрудой красотки с алой розой в волосах на плакате теперь красовалась Альба, стоящая на диком утесе, а фоном была уходящая вдаль сине-зеленая равнина. Изображение — если это только было изображение — казалось на диво тонко выполненным и объемным, как будто на месте календаря в стене появилось окно без стекла.
— Ты, сука… — начал было Сашка, и запнулся, не зная, что бы такого и сказать-то.
— Ну так, я, сука?.. — голос Альбины приглашал собеседника высказываться дальше.
Но Воронков молчал, уже вполне сознательно. Если этой… Ладно, будем сдержанны и корректны: если этой доброй женщине чего-то нужно, пусть выкладывает. А ему говорить с ней не о чем.
Повисло недружелюбное молчание, которое прервала альбиноска:
— Вообще можно бы и повежливее, ты все-таки с дамой говоришь!
— Не уверен, — вызывающе ухмыльнулся Сашка. — Может, вы там все гермафродиты.
Альбина улыбнулась в своей уже успевшей стать знакомой манере — медленно и холодно:
— Я тебе дам проверить… Если мне это понадобится.
— Вот только мне это не понадобится точно! — в свой голос Воронков вложил всю возможную презрительность. На альбиноску это впечатления нё произвело:
