Уже потом чудом уцелевший Воронков домыслил, что это не клыки, а два мощных костяных или роговых выроста, составлявшие с рылом единое целое, как у какой-нибудь хищной черепахи. Есть такие. Впрочем, с клыками разницы никакой. Как бы не хуже…
Но монстру не было дела до ярости жертвы. До воли бороться до конца. Его добыча всегда боролась до конца. Пыталась бороться. И конец наступал быстро.
И Воронкову зверь — заведомый победитель — отпустил какие-то секунды, но неизбежность мрачного исхода поломал Джой. Воду верный пес всегда недолюбливал, но сейчас, без малейших колебаний с остервенелым лаем бросился в поток и схватил мерзкую тварь за хвост. Вцепился изо всех молодых собачьих сил, не давая врагу добраться до любимого хозяина.
Тварь от неожиданности зарылась в воду. Ее еще не хватали за хвост в момент решительной атаки! Но тут же вынырнула и с оглушительным свистящим шипением развернулась. Для этого она с поразительной стремительностью, как-то по-рептильному сложилась пополам через правую сторону.
Однако совсем еще недавняя схватка в тумане кое-чему научила Джоя. Рванув противника клыками, он не повис на нем мертвой хваткой, а сразу отпустил и отпрянул, чем счастливо избежал жестокого удара когтистой лапы. Реши зверюга его достать, это бы ему не помогло, но…
Хищник продемонстрировал упорство и сфокусированность на одной цели. Не дотянувшись сразу, он не стал гнаться за колли, а, подняв еще один веер брызг, сложился снова и опять рванулся вперед.
Но Сашка за время этой столь малой и столь спасительной паузы успел сделать полтора шага назад и уцепить в кармане несерьезный двуствольный пистолетик.
Доверять незнакомому оружию свою жизнь — не что иное, как преступный по отношению к этой самой жизни авантюризм, чреватый леденящими кровь последствиями. Вплоть до фатальных.
Но выбора-то у Сашки не было.
Он заставил себя замереть на месте, выбросил вперед руку и дважды нажал на спуск…
Он нажал бы и больше, вот только обоснованно догадывался насколько это бесполезно.
Два выстрела прозвучали как два хлопка в ладоши.
Не слишком серьезно и совсем не обнадеживающе.
Сашка ясно видел, как первая пуля, или чем там стреляла эта пукалка, попала твари в центр лба и бесполезно рикошетировала от мощной костяной пластины. Зато второй выстрел угодил хищнику в район левого глаза.
Зверь завизжал и завалился на бок.
Но его атакующий порыв при этом не иссяк. Лишь замедлился.
Отбросив бесполезный, разряженный пистолетик, Сашка едва успел отшатнуться.
Острейший коготь едва не распорол ему щеку.
Джой, заходясь истошным лаем, снова наскочил на зверюгу сзади.
Та шипела, молотила лапами и била хвостом.
Воронок, рыча не хуже Джоя, пятился и тянул из-за спины автомат.
От нового броска монстра Сашку спасло то, что он споткнулся и завалился назад. Уже на самом мелководье.
Хищник, в очередной раз, огрызнувшись, отогнал от себя настырного пса и, готовясь к решительной атаке, поджал под себя упругий хвост.
Но короткий «Калашников» был у Сашки уже в руках.
Предохранитель — вниз на щелчок. Палец на спусковом крючке.
Так, лежа на спине, он и встретил зверя, разрубив его длинной очередью, прямо в прыжке.
И все кончилось.
Сашка сидел на берегу, гладил дрожащего, мокрого Джоя и дрожал сам.
Течение без особой спешки проволокло издырявленную тушу по камням, вынесло на стремнину и утащило за поворот.
Последним из виду скрылась кожистая складка, развернувшаяся во что-то вроде крыла по поверхности воды.
— Абзац… — выдавил Сашка. — Уж лучше туземцы. Джой, дружище, ты не слыхал вообще как-нибудь стороной… Крокодилы-летяги бывают?
Отходя от пережитого, он подумал, что ведь охотящийся хищник не должен излучать агрессию. Наверное, не должен. Он может чувствовать голод. Может чувствовать предвкушение удовольствия от предстоящего лакомства свежатинкой. Ну на крайний случай, хищник может переживать охотничий азарт, вроде того, что чувствовал Джой, когда успешно стырил мясо у туземцев или когда несется проверять, что там зашуршало в траве. Но не ненависть же к жертве. Не такую лютую и отчаянную злобу, как излучал зверь. Неужто его промах так жестоко расстроил? Типа Акела промахнулся и в отместку зачморил всю стаю.
Очень странные зверушки здесь встречаются… проигрывать не только не любят. Кто ж это дело любит. Но и не умеют!
Вот уж действительно — угроза, прямая и явная.
Вместо ответа на не требующий такового риторический вопрос о крокодилах Джой четко передал образ, красноречиво и без обиняков символизировавший, что он с удовольствием съел бы чего-нибудь для подкрепления сил, снятия стресса и вообще… Но только не дохлого врага. Его он есть не будет. Он противный, холодный и скользкий и вообще…
— Все тебе только бы пожрать, — с деланной укоризной сказал Сашка, понемногу приходя в себя. Все же знакомство с местной фауной произвело на него незабываемое впечатление.
У самого Воронкова не было психологических привязок еды к стрессу или удовольствию. Дескать: понервничал, закушу, полегчает, радость привалила — нужно поесть, чудом уцелел при нападении неизвестной земной науке твари — перекуси. Ничего такого. Он чаще всего ел, когда был голоден. Вот перебить аппетит ему могло какое-нибудь событие или зрелище. Это да.
У Джоя же любой повод был поводом подкрепиться. Яма желудка, так сказать. Больших трудов стоило приучить псину к тому, что питается тот два раза в день, чужого не берет, по крайней мере без разрешения хозяина, и т. п. Но одна отдушина была у Джоя. Он четко и ясно знал, что если заслужил — получи свой вкусный приз.
Одна отдушина и еще одна уловка, о которой Воронков только догадывался. Джой искренне проникся тем, что если чужой человек дает ему, Джою, что-то, то этого брать нельзя, пока хозяин недвусмысленно не снимет запрет. А если этот человек плохой, по собачьим меркам, то тем более нельзя, даже если хозяин разрешает. Вообще, если чужой что-то дает, значит, оно либо просто плохое, что ему самому не по нутру, либо со злым умыслом. Иначе с чего бы ему с Джоем делиться? Он же не хозяин. Но вот стащить у чужого то, что он сам собирается слопать, это можно. Это даже где-то почетно. Охотничья хитрость и военная доблесть по-собачьи.
От этого Сашка, сколько ни бился, не мог псину отучить. Да и трудно. Ведь за провинность наказывать пса полагается немедленно по ее совершении. А узнаешь о его тайных кознях обычно потом. Когда уже и ругать поздно. Таких очевидных случаев, как у туземцев, почти не случалось. И всякий раз ситуация была такова, что наказывать Джоя за покражу было так или иначе неудобно. Ну не будешь ведь воспитывать собаку при угоревшем аборигене с копьем.
Теперь же был первый случай. Джой вполне заслужил угощение. Кроме того, начав понимать своего боевого друга на уровне образов и эмоций, Воронков, что естественно, и относиться к нему стал иначе. Беззаветного и самоотверженного товарища как-то западло было дрессировать. Впрочем, в тот момент ни о чем таком Воронков не думал. Были темы поинтереснее.
