Это было ошибкой. Так ведь: «Знал бы где упал…»
Возиться с неполной разборкой, сидя на кочке и растопыривая колени, чтобы натягивать куртку, оказалось чертовски неудобно. Но тем не менее Сашка откинул вверх крышку затворной коробки, вынул затворную рамку с поршнем газоотвода — самую знаковую деталь «Калашникова» и все детали разложил на влажноватой коже.
Вроде все было как у нас. Ничем особенным автомат не отличался. Разве что целик был диоптрическим и находился не перед газоотводной трубкой, а на крышке затворной коробки, как у израильского «Галила».
А еще нашла объяснение четвертая позиция переводчика-предохранителя. Ударно-спусковой механизм был, очевидно, усложнен для стрельбы фиксированными очередями. Судя по количеству храповых зубчиков — по три выстрела.
Вдобавок все детали внутреннего устройства были ощутимо скользкими на ощупь. Вода и грязь на них практически не задерживались. Интересно. Наверное, что-то вроде тефлонового покрытия. А в остальном все «как у людей».
— Ну надо же, везде «калаш», — почесал в затылке Сашка. — Даже в других мирах. Нет автомата, кроме «Калашникова», и «Калашников» — тот автомат.
Сашка не слишком любил АК, считая, что тот самим фактом своего существования не на шутку затормозил развитие отечественного стрелкового оружия, но признавал бесспорную гениальность конструкции.
В этот момент его отвлекла необходимость удерживать равновесие. Островок закачался на волне.
В разошедшемся тумане было видно, как из темной воды вздымается какая-то огромная горбатая спина.
Сашка напрягся, но, присмотревшись, разобрал, что это горбатится вереница понтонов, на которых, как это Ни удивительно, проложены рельсы.
И уже через мгновение появился поезд. Он двигался по этим самым рельсам, уложенным на бесконечную связку заякоренных понтонов.
Из тумана выплыл покрытый оспинами заклепок первый вагон, с паровозным скребком впереди, торчащей из лобового гнезда пушечкой, казематами с пулеметными амбразурами по бокам и щелями бойниц в ряд.
Следом шел паровозик, забранный бронещитами с боков, а за ним тендер и еще один такой же броневагон. Поравнявшись, паровоз произвел уже знакомый истеричный вопль. Сашка поморщился, Джой заскулил.
Бронепоезд был маленький, будто игрушечный, но в тумане проплывал величественно. На верхних площадках неторопливо перемещались смутные человеческие фигурки.
Впереди и сзади него понтоны, вспучивая воду, выныривали, а непосредственно под колесами погружались, так что он будто бы плыл.
— Не пароход, а паровоз, — изумился Сашка, — вот те и на!
Бронепоезд, идущий по понтонной дороге, был каким-то изумительным артефактом. Но, безусловно, на удивление, органичным на этих болотах и в этом тумане.
Да, а неслабые тут болота, если по ним этакие транспортные артерии и немаленькой, по всему видно, длины кладут. Затратное, должно быть, дело.
Вот и выходит, что раз в обход, по-простому, никак, то болота тут — о-го-го!
В мир совсем из одних болот верить как-то не хотелось, но в некотором приближении…
Хм, неожиданно Сашке вспомнилась странная мысль, безумная, еще институтских времен догадка.
Его с младых ногтей, практически сколько себя помнил, интересовала военная техника. Стрелковое оружие здесь, конечно, стояло на первом месте. Но и авиация (в детстве он вообще мечтал стать летчиком), и бронированные монстры не оставляли его равнодушным. Вот знакомство с рассекреченными страницами истории отечественной бронетехники и навело тогда Сашку на размышления, разбудив воображение. Уж очень некоторые из тех страниц были специфичными.
Дураку понятно, что полярные аэросани в барханах неуместны. Каждому овощу — свой климат. А что тогда сказать об опытном «объекте 279» — чудовищном, похожем на помесь черепахи с летающей тарелкой о четырех гусеницах тяжелом танке «специального назначения». Со 130-миллиметровой пушкой и низким удельным давлением на грунт.
Причем четыре широкие гусеницы вращались вокруг топливных баков. И это наводило на мысль о том, что конструкторы видели свое чудо техники именно в болотистой местности, где притопленные баки с горючим были бы более защищены, как бы находясь «ниже ватерлинии».
Или что нужно думать об «изделии 760» — уникальном экспериментальном прототипе боевой машины пехоты, который с гусениц легко переключался на воздушную подушку, разгружая их просто до самого что ни на есть мизера. Проходимость по топким грунтам обеспечивалась беспрецедентная.
Создатели окрестили свое творение «ползолетом» и на его базе разработали еще два варианта БМП с разными компоновками и принципами формирования подушки.
А есть еще благополучно принятая на вооружение гусеничная инженерно-разведывательная машина, способная выдраться из любого болота. Выдраться и даже, пожалуй, пройти его в режиме глиссирования, включив твердотопливные реактивные ускорители!
Короче, получалось, что существовало особое направление, в рамках которого создавалось целое семейство бронетехники, оптимизированное для действий на болотах.
Советский Союз, конечно, денег на оборонку не жалел, но какой резон был в разработке таких вот бронечудес? Какие такие напряженные бои, с каким таким потенциальным противником, на каком таком важном, радикально заболоченном театре военных действий планировалось вести?
Поразмыслив, Сашка тогда рассудил, что работы над подобной техникой, пожалуй, могли бы быть оправданы лишь необходимостью вторжения в некие гипотетические болотистые пространства. Обширные и чреватые вооруженными столкновениями. Но где эти пространства взять на земном шарике, оставалось вопросом.
Сашка, помнится, поделился мыслями с Козей и Рыжим. И вместе они со смехом родили гипотезу, что в СССР сумели пробить сверхсекретный портал в какой-то иной мир, в какое-то мегаболото.
Сейчас, посреди этой безграничной хляби смеяться почему-то совсем уже не хотелось.
Вместе с последней волной, набежавшей на шаткий бережок острова-поплавка, из пучины вытолкнуло себя нечто пучеглазое, похожее на черно-зеленый комод.
Сашка вскочил, рассыпая в слякотную траву детали автомата, и успел схватить за шкирку бесстрашно бросившегося на монстра Джоя. Он помнил, как однажды тот лизнул жабу, найденную им в траве. Пес долго потом отплевывался и фыркал.
«Мангуст» тут же оказался в руке.
Пучеглазое чудище таращилось на Воронкова тупо и недобро.
Лягушка Баскервилей.
А что? Если такая квакнет, то, вполне вероятно, запросто получится тот самый звук, который разносился по болоту, внушая ужас.
Тварь была до метра длиной… или не длиной, а, вернее сказать, в диаметре. Ее глаза похожи на блюдца, и это были весьма крупные блюдца.
И оно лупало этими глазками. Раз, другой, третий.
