Я перевел глаза выше и задохнулся: плавной ниспадающей волной с обрыва плеснула лавина «футбольных мячей», в секунды одолела расстояние до дерева со Шмулем, захлестнула…
Санек уже бежал обратно, сопровождаемый тучей пыли и мелких камней; я с ужасом наблюдал, как он потерял равновесие, полетел, выбросив вперед руки, мелькнул оброненный дробовик…
Сам не знаю как, но я вдруг очутился рядом с Саньком, пытаясь поднять, оттащить к машине.
— Нога, ногу подвернул! — крикнул мне Санек, поворачиваясь ободранным лицом. — Допрыгаю, возьми под руку!
— Дробовик где?!! — ревел взявшийся ниоткуда Данилыч. — Куда отлетел?
Я, помогая Саньку прыгать к кабине, оглянулся назад и остановился при виде живого клубка, вьющегося вокруг дерева, под которым уже никого не было. Отдельные круглые твари уже направились в нашу сторону, словно выплюнутые клубком.
— Не стоять! — Данилыч выстрелами из подобранного дробовика сбил несколько живых шаров с хвостами, и те, хаотично кувыркаясь, покатились по склону.
— Данилыч, давай в машину! — крикнул я, пытаясь затолкнуть вопящего от боли Санька в высокую кабину. Подсадил. Впихнул. Развернулся, снимая автомат с предохранителя…
Очередь просекла стаю, разрывая на куски круглых тварей, но остановить живой поток, конечно, не смогла. Данилыч, бросив пустой дробовик, нырнул под «Сканию», а я попытался забраться вслед за Саньком, швырнув внутрь автомат, и буквально влетел в кабину, получив весомый удар сзади. Захлопнул дверцу. Тотчас раздались смачные шлепки врезающихся в кабину тварей.
Сердце стучало куда-то в кадык, рядом рыдающе хрипел Санек, которому, похоже, неплохо попало закинутым мной автоматом. Слева в кабину вскарабкался перекошенный Данилыч, правая рука в крови…
Двигатель взревел всеми киловаттами, в попытке разом набрать скорость. За стеклами кабины кружил вихрь хвостатых шаров, тычущихся в кабину в яростных попытках проникнуть внутрь. Настойчивые твари…
— Да когда же они отстанут?! — Данилыч с оскаленными зубами, перекошенным морщинистым лицом напоминал какого-то мультяшного персонажа. — Я ж не вижу почти ничего!
— Может, они кровь чуют? — подал голос Санек, аккомпанирующий своими стонами хаосу звуков, несущихся из динамика рации.
— Сколько тут той крови? — махнул рукой Данилыч. — Я обо что-то ободрался, когда под машиной пролезал… Ерунда!
— Да на Лехины джинсы глянь…
— Твою мать!!!
Я опустил глаза и увидел, что джинсовая штанина на левом бедре разорвана в клочья и пропитана кровью. Кровь запачкала и штаны Санька, сидящего рядом, и пол под сиденьем.
«Вот, блин, — мелькнула глупая мысль, — классные джинсы испортил… разорвано вон как глубоко…»
Боль пришла как-то сразу, толчком вытеснив состояние онемения, и запульсировала, пытаясь заполнить весь мир вокруг. И тогда меня затрясло.
— Аптечку, Санек, быстро! — донесся голос Данилыча, на удивление спокойный, только сиплый немного. Как он не сорвал тогда связки — для меня до сих пор загадка.
— Давай на полку, — командовал Данилыч, не переставая давить на газ. — Уложи его, чтобы раны было видно, и режь штанину, нет, некогда, — мотай так. Да перевернись же, Леха!
Санек что-то говорил, но его было плохо слышно, потому что еще кто-то в кабине орал каким-то неприятным голосом, подвывая, как побитая собака.
— Заливай антисептиком, заматывай глубже!
Белый словно мел Санек изо всех сил пытался выполнять указания Данилыча, но плохонько у него выходило… Я чувствовал, что плыву, проваливаюсь куда-то, и даже обрадовался этому, осознав, что подвываю дурным голосом именно я…
— Не отключайся, Леха, — к Проходу подходим! Санек, вкати ему что-нибудь!
— Я сам! — Я попытался выдернуть шприц-тюбик из Саниной руки. Промахнулся. Потом понял, что Санька уже рядом нет, и он палит в окно из автомата, наполняя кабину грохотом и пороховыми газами.
— Здоровые подоспели! — оглянулся на меня через плечо Данилыч. — Нам теперь только в Проезд! Держись, тебе нас провести нужно, а потом теряй сознание сколько влезет!
Перед глазами все качалось, то ли из-за того, что кабину бросало, то ли из-за слабости.
«А ведь до фига я крови потерял, — подумал я, блуждая взглядом по заляпанному окружению. — Вот задача теперь ее восполнить… а джинсы жалко…»
— Проезд, — донесся словно сверху голос Данилыча. — Леха, постарайся! Санек, держи его… Леха…
Я с упоением отдался навалившейся темноте.
ЛЕБЕДЬ
Глава 1
— Что ты, добрый молодец, невесел, что ты свою голову повесил?
Василиса Премудрая
Комната была уютной.
Не знаю, почему я так решил. Вообще-то, по первой, мне наплевать было, какая это комната, — я просто мало соображал, так меня накачали какой-то химией. Потом, не знаю на какой день лежания в этой комнате, я пришел в себя достаточно для того, чтобы вынести вердикт: да, комната выглядела уютно, и лежать в ней было приятно. Потолок невысокий, но два окна давали достаточно света, а обшитые светлым деревом стены приятно контрастировали с темным шкафчиком и гармонировали с золотисто-коричневыми шторами.
Обстановку комнаты дополнял какой-то архаичный телевизор в углу, возле двери, и широкая кровать у стенки, противоположной двери. На этой-то кровати я, собственно, и лежал. Возле моей кровати в ногах слева стоял стул, а на стуле сидела девушка. Красивая девушка.
Если бы меня кто-нибудь спросил, почему она была красивая, я не смог бы ответить определенно, так как не видел ее лица: она сидела, полуобернувшись, и смотрела в окно. Ее силуэт — вот что видели мои слезящиеся от яркого света глаза. Очертания фигуры, пышных волос… Еще голос — она намурлыкивала какой-то мотивчик, и голос ее мне определенно нравился, такой, знаете ли, не резкий, не писклявый, но и не грубый… голос, в котором играли живые теплые нотки.
Я не видел ее лица, но почему-то знал, что оно красиво: ведь не могла девушка, обладающая такой фигурой (которую ни джинсы, ни клетчатая рубашка не могли испортить, но лишь подчеркивали), такими волосами и таким голосом, быть некрасивой.
Так я лежал, потихоньку наблюдая за девушкой, которую, похоже, больше интересовало происходящее за окном, чем в комнате, — а значит, и я, — и постепенно зрение мое восстанавливалось, отмечая различные мелочи в моей компаньонке. Я не знаю, сколько бы еще продлилось мое исследование и как далеко я зашел бы в познании клеток на девушкиной рубашке, но, почувствовав, что моя левая рука непонятным образом затекла и остыла, я попытался повернуть голову и определить положение дел с такой нужной мне частью организма.
Девушка, почувствовав движение, повернула ко мне лицо, и я понял, что ошибался, думая, что она красива. Просто она оказалась очень красива. Красива настолько, что я снова замер, разглядывая смелый разлет бровей над широко расставленными темными глазами, аккуратный нос, может, слишком пухлые губы, если бы они не были так красиво очерчены, маленький, но твердый подбородок…
