Огромное помещение, которое я не решусь назвать залом, но больше напоминающее гигантскую пещеру метров двести — двести пятьдесят в диаметре или немного больше, стены которой сплошь устланы разнообразными трубами, как кровеносными сосудами… И решетчатый туннель, из которого я сейчас выглядывал, был обрезком трубы, что выходила из сплетения других труб под прямым углом почти у самого потолка этой невероятной титанической камеры!
Примерно посредине этой рукотворной пещеры, наполненной дымкой испарений, располагался огромный ребристый диск, пересекая ее пополам и практически не доставая пару десятков, как мне показалось, метров до покрытых трубами стен. Не знаю, какой толщины был этот самый диск, но середина его поднималась конусом подобно перкуссионной тарелке, и из нее, соединяя диск с потолком камеры, выходила толстенная, не менее тридцати метров в диаметре, колонна, которая, возможно, пронизывала это огромное блюдо насквозь, выныривая с нижней стороны и уходя в дно камеры. Через равные расстояния колонна была утыкана фонарями, освещавшими ее грязно-зеленую поверхность, что и давало тот самый зеленоватый оттенок тусклому освещению всей камеры. Вся эта конструкция вдобавок еще и была опутана целой паутиной самых различных труб и кабелей, многие из которых тянулись до стен, кое-где соединяясь подобием мостиков, некоторые из труб были такими же решетчатыми туннелями одетыми в металлизированную, кое-где прорванную ткань другие были пушистыми и снежно-белыми от толстого слоя покрывающего их инея. От колонны отходили словно небольшие балкончики, соединенные друг с другом узкими решетчатыми фермами, виднелись темные прямоугольные и круглые проемы. Кое-где трубы пропускали и облачка окрашенного в зеленый цвет пара, то тут, то там скрывали некоторые участки картины и даже создавали иллюзию какого-то шевеления и жизни в этой фантастической паутине. Кое-где в переплетении труб на некоторое время вспыхивали то яркие, то тусклые светлые звездочки, словно светляки зажигали фонарики в ветвях.
Все это зрелище ошеломляло и захватывало дух своей грандиозностью и сложностью конструкции. Я, наверное, долго бы сидел, вцепившись рукой в холодный край решетчатой трубы, но сзади меня тихонько подтолкнул Нэко, и я, поискав глазами его сестру, с ужасом обнаружил, что она находится на трубе диаметром в полтора метра, косо и сбоку выныривающей из-под нашей решетки. Девочка, по-видимому, давно пыталась привлечь мое внимание, подняв руку и приглашая жестом следовать за ней. Я с содроганием спустил ноги вниз и спрыгнул на округлую поверхность. Кроссовки не подвели, мягко ухватившись за металл, несмотря на капельки воды, щедро его орошавшие, и я, сразу став на четвереньки, с благодарностью вспомнил тот день, когда не поскупился выложить кругленькую на тот момент для меня сумму на настоящий «Найк». Пару десятков метров я полз вслед за шустро передвигавшейся Ками, перебрался вслед за ней на решетчатую ферму, покрываясь мурашками от открывающейся под ногами высоты… Ками вдруг залегла, прижимаясь к поверхности фермы, и я счел благоразумным последовать ее примеру, не обращая внимания на холод. Когда я осторожно оглянулся в поисках Нэко, то увидел, что он прижался к трубе и указывает мне на пучок труб, проходящий в нескольких метрах от нашей фермы и окутанный кое-где паром от утечек. Присмотревшись в указанном мне направлении, я понял, что кажущееся мне в клубах пара шевеление в некоторых участках паутины труб является не просто оптической иллюзией, обманом зрения и творчеством перевозбужденной нервной системы, но неприятной реальностью.
И эта реальность неторопливо двигалась в нашу сторону.
Я напрягал до боли глаза, чтобы понять, что же такое там шевелится и чего мне следует опасаться, как вдруг, обмирая от неожиданности, почувствовал какую-то вибрацию на лице. Воздух не входил уже с такой легкостью в мое горло.
Маска включила газовый фильтр.
Глава 8
— Тогда — танцы на льду!
Робот Вертер
Первой моей мыслью было: «Маня!» Я судорожно захлопнул клапан сумки, зная, что он герметически прилипнет к боку сумки и не пустит отраву внутрь. Маня, к моему облегчению, совсем не протестовала против подобного заточения, и я смог уделить внимание приближающейся, неразборчивой пока в клубах дыма, опасности.
Нэко залег, как и Ками, и я тоже замер, прижимаясь к решетчатой ферме и стараясь потише дышать, хоть и задыхался от перевозбуждения. Сердце ухало, требуя больше кислорода, словно я сейчас бежал марафон, только пот был не горячий, а холодный, липкий. Пот самого простого страха, примитивной боязни неведанной, невидимой угрозы… Старина Хичкок был прав, предоставляя зрителю самому додумывать мастерски не показанные ужасы: так гораздо страшнее, чем вызывающие рвотный рефлекс, но не так пугающие кишечно-кровавые сцены современных боевиков-ужастиков.
Я постепенно начал различать фасолеобразную тень в клубах зеленого пара. Тень неторопливо приближалась ко мне, скользя по нижней поверхности проходящей сверху над фермой трубы. Труба эта, по-видимому, когда-то была окутана изоляцией, но теперь от этой изоляции остались лишь жалкие лохмотья, практически не скрывающие ржавую наготу старого металла. Темная приплюснутая фасолина длиной около полуметра деловито ползла между лоскутами обшивки, словно обнюхивая их, матово отблескивая в разрывах зеленого тумана. Особо сильная струя пара привлекла ее внимание. Фасолина подползла к ней, по мере приближения ко мне все больше напоминая гигантскую мокрицу, обследовала вероятную утечку в шве, и ее передняя часть осветилась оранжевым сиянием расплавленного металла: тварь заваривала трещину. Я постепенно успокаивался, заинтересованно наблюдая за этим мирным занятием ремонтного автомата, каковым эта фасолина-мокрица и являлась, по моим выводам. Автомат действительно напоминал внешне мокрицу, представляя собой гибкое продолговатое тело, состоящее из овальных в поперечнике колец-сочленений, которые то наползали друг на друга при изгибе туловища, то раздвигались. Под головной частью мелькали плохо видимые с моей стороны инструменты. Сварка, которой она пользовалась, была не электрической с сиянием электродуги и фонтанами искр, но больше напоминала газовую, с ее спокойной плавкой. Возможно, здесь использовалась какая-то разновидность термита или еще что-то такое, дающее размеренную, неторопливую, но действенную реакцию: когда автомат-мокрица пополз дальше, из трубы уже не вырывалось ни струечки.
Мне снова стало легко дышать: ремонтный автомат сделал свое дело, устранив утечку, и маска, по-видимому, отключила фильтр или перешла на более мягкую степень фильтрации. Я, продолжая наблюдать за неторопливо ползущей почти над моей головой мокрицей, в данный момент изучающей стык двух труб, нашарил клапан сумки, отстегнул. Маня тут же высунула голову, как чертик из табакерки: похоже, воздух у нее уже заканчивался и гивера начала задыхаться. Я с удовлетворением сам глубоко вздохнул и бросил взгляд в сторону Нэко. К моему удивлению, он все еще лежал пластом на трубе и указывал оттопыренным пальцем куда-то вверх.
Я повернул голову и увидел, что мокрица практически полностью отсоединилась от трубы и повисла надо мной, держась за металл только задней частью. Видимо, у нее там были какие-то магниты.
