— Выдумываешь!
— Эмми, а посмотри, что я сделал! — Томмо вытаскивает из кармана деревянную колобашку. Протягивает ей.
— Ух ты… — Эмми на миг теряется, и тут же снова сияет улыбкой. — Спасибо, Томмо! Ты сделал поросенка! — Она приплюскивает пальцем свой нос и хрюкает. Эмми всегда так делает, чтобы Томмо было понятней, что она сказала. Незачем, вообще-то. Он по губам отлично читает, если не частить.
Томмо хмурится:
— Это не поросенок, а Фред Младший. Их сынок.
Собачий вой разрывает ночную тишину. Совсем близко. Мы застываем. В стороне отзывается другой пес. Потом еще. Волкодавы.
Эмми вздрагивает. Глаза у нее огромные.
— Они рядом, — говорит сестренка.
— Не, — успокаивает Лу, — они далеко.
А сам придвигает к себе лук с колчаном. Подбрасывает хвороста в костер, чтоб ярче горел.
— Не волнуйся, Эм, — говорит Лу, — твой большой злой брат прогонит больших злых волчар.
Эмми прижимается к его боку. Лу обнимает ее одной рукой.
— Слушай, Лу, — спрашивает Эмми, — а что говорят звезды о Большой воде?
Зря она это сказала. Сама поняла, да только сказанного не воротишь.
Лу темнеет лицом:
— Сколько раз тебе повторять, чтение по звездам — жульничество сплошное. В это верят одни дураки да психопаты.
— Но ведь Па всегда… — начинает Эмми.
— Хватит! — обрывает Лу.
Томмо пробует разрядить обстановку.
— Расскажи что-нибудь, Лу, — просит он. — Скажи, как мы будем жить у Большой воды.
Томмо устраивается у ног Лу. Запрокидывает голову, чтобы видеть, как шевелятся губы. Чтоб ни одного словечка не пропустить. Он наслушаться не может рассказов Лу о том, как все будет на западе. Да он вообще на Лу надышаться не может.
Очень тяжело Томмо переживает смерть Лика. И неудивительно. Айк его три года назад подобрал изголодавшегося, одичавшего совсем, в конюшне «Одноглазого путника». Взял к себе, учил всему, сыном называл. Томмо его никогда не забудет. Но я стала замечать, он от Лу глаз не отрывает. Повторяет за ним. Походке подражает, и вожжи держит, как он, и шляпу носит, как он. С Айком так же было. Айк мне объяснял, мол, у Томмо родной отец однажды пошел на охоту и с концами. «Сказал сыну, что скоро вернется и чтобы никуда со стоянки не уходил — глухому мальчишке, можешь такое представить?» — говорил Айк, качая головой. Больше Томмо его не видел. Решил, что отец погиб. Звери на охоте задрали или покалечили так, что до лагеря доползти не смог.
Айк считает, Томмо этим навсегда ушибленный. Все время ищет покойного отца. Я думала, Айк ерунду болтает, а сейчас гляжу на них с Лу… Может, и правда в этом что-то есть.
Вот наш Па с нами жил, пока тонтоны его не убили. А как будто его и не было. Для нас с Эмми Лу и брат, и Ма, и Па. Все сразу.
Лу рассказывает свои истории до глубокой ночи.
— Большая вода — это как мечта, говорит он. — Представь себе самое прекрасное, о чем в своей жизни мечтал, — так вот, там в тысячу, в миллион раз лучше. Земля такая зеленая, такая чудесная, что ее один раз увидеть — а потом и помереть не жалко.
Рассказы Лу о Большой воде всегда начинаются одинаково, одними и теми же словами. Я зеваю. Закрываю глаза, прислоняюсь к стволу дерева. Лу сейчас такой, как раньше. Подбадривает нас, рассказывает истории. Всех нас сплачивает.
— Про кроликов расскажи! — просит Эм. Это у Томмо самое любимое.
— Опять?! Ну ладно, — соглашается Лу. — Так вот, у Большой воды живут кролики. Много-много кроликов. Куда ни ступишь, всюду они. Да такие здоровенные. Толстые и ленивые, потому что целый день ничего не делают, только сочную травку жуют. Глупые и совсем ручные. Есть захочешь — ставишь котелок на огонь, крикнешь «Обедать пора!», а кролики сами в очередь строятся, прыгают в котел и крышкой сверху закрываются. Еще и насвистывают при этом.
— Кролики не умеют свистеть! — кричит Эмми.
— Говори, что хочешь, — отвечает Лу, — а я сам слышал от одного человека, а ему рассказывал еще один человек, так тот своими глазами видел.
* * *
Вспышка света. Эпона стоит одна, вокруг темнота.
Тихо, только слышно, как мое сердце бьется. Тук, тук, тук.
Эпона оглядывается через плечо. Как будто у нее за спиной кто-то есть. Снова поворачивается ко мне. Кивает. Я смотрю на свои руки. В руках у меня лук. Незнакомый, но я знаю, что мой. Светлая древесина, серебристо-белая.
Поднимаю лук. Прилаживаю стрелу к тетиве. Натягиваю. Целюсь.
Эпона бежит ко мне. Широко разводит руки.
Я стреляю.
Снова яркая вспышка.
Я стою над мертвым телом. Смотрю вниз.
Это не Эпона.
Это Демало.
Он открывает глаза.
И улыбается.
* * *
Просыпаюсь, резко сажусь. Сердце колотится как ненормальное.
Он здесь. Демало здесь!
Озираюсь по сторонам. Лу, Томмо, Эмми… Крепко спят, каждый в своей палатке. Нерон дремлет на суку. Лошади тоже дремлют.
Спокойно. Никакого Демало здесь нет. Приснилось. С самого Соснового холма мне удавалось его не вспоминать. Так нет, пробрался в сны. Сильное тело. Длинные темные волосы. Широкие скулы. Под нависшими веками темные, почти черные глаза сверкают в свете факелов. Там, в темной камере, в Городе Надежды.
Смотрят прямо в меня. Как будто видят мои самые сокровенные мысли, самые жуткие страхи. Странно, что и меня к нему тянуло. Физически. Хотя он единственный человек, рядом с кем мне и жарко, и холодно одновременно. До сих пор не понимаю, почему он не дал мне умереть. Дважды. Конечно, спасибо ему за это, но он же тонтон. Мой враг. В чем смысл?
И еще, его слова на прощанье. Когда он прямо на глазах у Викария Пинча перерезал веревки, которыми были связаны мои руки. До следующего раза. Как будто знал, что мы еще встретимся.
Нет. Не думать об этом. Глубоко дышу, раз, другой.
Я так и сижу, привалившись к дереву. Наверное, меня сморило, пока Лу рассказывал о Большой воде. Серые предрассветные сумерки. Ночь идет на убыль. Часа через два покажется солнце. За ночь жара не сильно спала. Воздух густой и вязкий.
Саба-а-а… Саба-а-а…
Голос Эпоны.
Эпона мертва. Убита моей рукой.
Саба. Саба.
Вот опять. Пожалуйста, не надо! Я так устала… Это все еще сон. Да, точно. Я сплю, или… может, волкодавы воют вдали, мне и померещилось.
Что-то мелькает за деревьями на той стороне полянки. Сердце пускается вскачь. Прижимаю к себе одеяло.
