Аякс пляшет на месте, мотает головой. Джек подгоняет его. У дверей таверны спрыгивает на землю, заводит коня в стойло. В конюшне только одна лошадь — хозяйская кобылка, рыжая лохматая Прю. В кормушке свежее сено, в поилке — вода. У Джека гора с плеч. Всю дорогу он боялся, что застанет пожарище. И все-таки обычно здесь полно лошадей и мулов, иные постояльцы даже на верблюдах приезжают.
Вывеска у дверей таверны поскрипывает на ветру. Хоть краска и облупилась, можно рассмотреть лодочку среди бурного моря. Вот-вот ее накроет волной. Каждый раз, как Джек сюда приезжает, невольно ждет — вдруг лодка уже исчезла. Канула на дно морское.
«Гиблое дело». Нечего сказать, подходящее название. Таверна кое-как сляпана из обломков, что остались от Разрушителей. На эту груду мусора даже крыса не взглянет. Кажется, дунь — и нету. А ведь простояла долгие годы, и ничего ей не делается. Еще с тех давних времен, когда здесь не шли сернистые дожди. Кругом росла зеленая трава, и на равнине кипела жизнь.
Уже тогда таверна славилась выпивкой и шлюхами. А когда перешла к семейству Пратт, слава о ней загремела на всю округу. Четыре поколения семьи содержали единственное в здешних краях питейное заведение. Драки эпических масштабов, жулики, промышляющие по углам, оглушительная музыка, выпивка, вышибающая из человека дух, и развеселые девчонки самого что ни на есть легкого поведения. Интересно, Лилит все еще работает? Она уж немолода, наверное.
Джек ни разу не видел, чтобы «Гиблое дело» закрывалось, хоть днем, хоть ночью. Скорее всего, Молли проснулась. Она всегда рано встает. Обходится четырьмя часами сна, да иногда днем приляжет подремать.
Джек долго стоит перед дверью. Обдумывает разговор с Молли. Как ей сказать насчет Айка? Никогда еще ему не случалось приносить такие вести. Хорошо бы нужные слова сами пришли.
Он тянет время. Стряхивает пыль со шляпы. Поправляет заткнутое за ленту голубиное перо. Улыбается краешком рта, вспомнив, как Эмми долго выбирала идеальное перо для его старой обтерханной шляпы. Снова нахлобучивает шляпу, лихо сдвигает на затылок.
Поглубже вдыхает и открывает дверь.
* * *
Молли за стойкой перетирает стаканы. Да какие там стаканы — ржавые помятые жестянки на вид еще страшнее, чем в прошлый его приезд. Стопка посуды растет. Можно подумать, у стойки толпа жаждущих. А на самом деле Джек — единственный клиент.
Молли вздрагивает от неожиданности. На миг ее лицо освещается радостью. И еще что-то мелькает в ее глазах. Облегчение. Раз — и пропало. Снова маска. Всезнающая улыбка. Все повидавший взгляд.
У Джека с Молли есть общее прошлое. Там, в прошлом, глубокий омут. Но эта радость — не о нем. Не для него вспыхнул на мгновение неистовый, горячий взор. Молли думает, они приехали с Айком.
Джеку трудно дышать. Комок застрял в горле.
— Ну-ну, — тянет Молли нараспев, — смотрите, кого ветром принесло.
И вновь принимается за работу. Длинные белокурые волосы связаны в пышный хвост. Губы такие, что глаз не отвести. Манящие изгибы. Прямой взгляд. Путники специально делают крюк, лишь бы только побыть с ней в одной комнате. На большее даже самым неотразимым рассчитывать не приходится.
— Привет, Молли, — говорит Джек. — Напомни-ка, что такое неземное создание делает в этом задрипанном притоне?
— Подаю зверское пойло проходимцам вроде тебя, — отвечает она. — А еще раз назовешь мое заведение притоном — за порог выставлю.
— Выставляла уже, — хмыкает Джек. — И в прошлый раз, и в позапрошлый, и еще перед тем. Забыла?
— О, я-то помню, — говорит Молли. — Ну входи, не стесняйся. Что мнешься, словно девица на выданье? Садись, выпей, придвинь табуретку для Айка. Где он там застрял, коней расседлывает?
Джек молчит. Нельзя же такую новость прямо сразу вываливать. Сперва надо пропустить стаканчик… А то и два. Дождаться подходящего момента.
Он придвигает к стойке пару грубо сколоченных табуретов, садится, шмякает на пол седельную сумку, бросает на стойку пояс с оружием. По всей комнате песок. Скопился кучками в углах. Маленькими смерчиками завивается у ног.
— Нехорошие дела творятся на свете, Молли, — начинает Джек.
— Добро пожаловать в Новый Эдем, — отзывается она. — Сияющий новый мир.
— Хреновый мир, — поправляет Джек.
— Да он всегда таким был, — вздыхает Молли. — Только теперь еще и людей на сорта делят, одни получше, другие похуже.
— В чем дело-то? — спрашивает Джек. — Тонтонов прямо не узнать. Кто у них главный? При тебе никто не называл фамилию Демало?
— Не слыхала такого. А главного своего они зовут Указующим путь, — отвечает Молли. — Поселенцы… прошу прощенья, Управители Земли! Так вот, они говорят о нем с придыханием, будто он и не человек вовсе. Рассказывают, он творит чудеса. Послан к нам, чтобы исцелить землю.
— Уехать бы тебе куда-нибудь, — говорит Джек. — Здесь небезопасно.
— Это точно. Тонтоны выпивку не одобряют, как и шлюх. То есть официально. Да на что им сдалась моя таверна? Они шире смотрят. Пояс бурь их не интересует. Пришлось отпустить Лилит и других девочек. Сам видишь, клиентов нынче негусто. Ни девок, ни пойла. Никто сюда не сунется.
— Уезжать надо, Молли.
— Здесь мой дом. Я этим заведением с пятнадцати лет управляю. А до меня управлялся мой отец, а еще раньше — дед. Я привычная, всю жизнь разных головорезов окорачиваю.
— Молли, я видел тонтонов в деле, — говорит Джек. — Ты готова отдать жизнь за эту развалюху?
— До этого не дойдет. А если и дойдет, я сумею о себе позаботиться, — уверенно говорит Молли.
— Нехорошо, что ты здесь одна, — хмурится Джек. — Давно девчонки разъехались?
— Да уж порядочно. Мне-то можно рисковать, я сама за себя решаю, а их подставлять негоже.
Джек прищуривается.
— Что ты задумала?
— Ну его, не будем об этом, — обрывает Молли. Ставит перед Джеком полную до краев ржавую жестянку. В непонятной жидкости плавает дохлый жук.
— Пей, — командует Молли. — За жука денег не возьму. Давай и для Айка налью. У вас, ребята, в горле небось пересохло.
Джек выуживает из банки жука, а Молли наполняет еще одну емкость и поглядывает на дверь.
— Ну что он не идет? Ага, знаю, за конем своим прячется! Тебя вперед выслал, на разведку, а сам струсил. В этом он весь. А говорил, через три месяца вернусь, честное слово, Молли, и больше уж никогда от тебя ни шагу. Ага, как же. Какое там три месяца. Три года, десять месяцев и шесть дней! Я тебе еще тогда говорила, Джек, и сейчас повторю: без Айка чтоб не показывался. Пусть женится, как честный человек, ныне и присно, аминь. А не то я тебя в перегонный куб засуну и на сивуху переработаю! Говорила или нет?
— Говорила, — отзывается Джек.
— Я ведь слово свое всегда держу, так?
