Космический Компендиляриум несется вперед в туче пыли, а Слим распевает во все горло. Голос у него, как ржавая пила.
Не зевай, красотка Сьюзи, хоть весь город обеги,
Отыщи меня, подруга, до утра устереги!
Проведем лихую ночку, подарю платок цветной.
А как солнце утром встанет, распрощаемся с тобой.
* * *
Рыжие мертвые леса наконец позади. Мы переходим вброд широкие сонные реки, в которых течет коричневая вода. Объезжаем с юга огромное пересыхающее озеро. От резкой вони щиплет в носу, и глаза слезятся, а волосы становятся дыбом. Над склизкими белесыми берегами кружат тучи крошечных мушек. Тут и там виднеются железные каркасы зданий, что остались от Разрушителей.
Тонтонов по дороге не попадается, ни патрулей, ни просто так. Слим говорит, на северном берегу озера есть небольшой гарнизон, до них лиг пятнадцать.
— Зачем они там — неведомо. Может, нашли шахту Разрушителей, где еще можно что-то добывать. Главное, что сюда они не ходят. До завтра можно не беспокоиться. Да я позабочусь, чтобы с ними не столкнуться, — уверяет Слим. — Я здесь все дороги знаю. И обычаи людей в черном тоже изучил до тонкости.
По мне, в Пустошах и то лучше, чем здесь. Только на закате эта мерзость заканчивается. Запах живых деревьев — сосен, можжевельника и елок, звук чистой проточной воды. Неописуемое облегчение. Словно прохладную руку приложили ко лбу, когда горишь в лихорадке.
Слим сбавляет скорость. Сворачивает с дороги на лесную полянку.
— В чем дело? — спрашиваю я. — Едем дальше!
— Надо отдохнуть. Здесь безопасно. Моисею нужна передышка, и вашему коню наверняка тоже.
Я приставляю арбалет к его виску:
— Едем дальше, кому сказано!
Слим поднимает руки.
— Спокойно, сестрица! Я сказал, что доставлю вас вовремя, так и будет. Глаз мне пока еще дорог.
— Он прав, — встревает Лу. — Сама понимаешь. Нам нужен отдых. У меня все тело занемело от усталости.
— Ехать надо! — говорю я.
— Не сходи с ума, — уговаривает Лу. — Когда ты в прошлый раз спала?
Так сразу и не ответишь. Должно быть… Нет, не вспомню, когда. Усталость кошкой вьется вокруг, трется теплым боком. Нельзя поддаваться.
— Даже не помнишь, — говорит Лу.
Он уже спешился и снял Эмми со спины Гермеса. Мейв и Томмо выбрались из Космического Компендиляриума. Я смотрю на их осунувшиеся лица.
— Ладно. Три часа.
— Четыре, — говорит Лу.
— Не меньше, — поддерживает Слим. — В здешних краях нужно иметь ясную голову. А животным не дать отдохнуть — просто глупость.
— Хорошо, пусть будет четыре, — сдаюсь я. — И ни минутой дольше.
Никто меня не слушает. Все уже хлопочут, помогают Слиму разбить лагерь и разжечь костер. Я слезаю с козел. Разминаю плечи, растираю затекшую поясницу. Все-таки телега — совсем не то, что верховая лошадь. Я каждый ухаб и каждую кочку прочувствовала задницей.
Мейв подходит ко мне. Косится на Слима. Тот болтает с Эмми. Как всегда, несет какую-то чушь.
— Он трепло, — говорит Мейв, — но о себе ничего не рассказывает. Задумаешься тут.
— Ага, — соглашаюсь я. — Не волнуйся, я с него глаз не спускаю.
Мейв скрещивает руки на груди. Ковыряет землю сапогом.
— Что такое? — спрашиваю.
— Я сегодня дурака сваляла, — говорит Мейв. — Джека всезнайкой обзывала, а сама… Последний тупица догадался бы, что этот дурацкий верблюд слушается только Слима. И как меня угораздило?!
— Да ладно, — говорю я. — Ты сама себя наказала. Ехала в этом коробе весь день.
— Поделом мне, — отвечает Мейв. — Совсем я поглупела.
— Мейв, прекрати! А как же сегодня, у моста? Всех переправила, от охотников отбилась.
— Ага, весело было. — Мейв чуточку оживляется. Смотрит в сторону Лу. Он занимается костром. Наверное, почувствовал. Оглядывается и сразу снова принимается раздувать огонь.
— Я выпендривалась, — говорит Мейв. — Стыдоба. Как маленькая, из кожи вон лезла, лишь бы только он меня заметил.
— Еще бы не заметить, — отзываюсь я. — Ты же всех спасла. Вы из-за меня чуть не погибли. Если кто и поглупел, так это я. А ты молодец.
— Хоть эти три жизни мне зачтутся, — говорит Мейв. — Только это не искупит потерь в Чернолесье. Вольных Ястребов и разбойников уже не вернуть. Если б не моя гордыня… Эш и Крид мне твердили, что надо сваливать, а я уперлась. И вот итог. Сорок жизней, Саба. Мои друзья погибли из-за меня. Тяжело с таким жить.
— Если все время себя грызть, никому лучше не станет, — говорю я.
— А я не могу иначе, — отвечает она. — Каждый раз, как глаза закрою, вижу их лица. Они во сне приходят за мной.
— Знаю, — отвечаю я.
— Руби, — тихо говорит Мейв. — Эш. Крид. Каждое имя — как нож в сердце. Вот я и вспоминаю их имена. Чтобы не притупилась боль. Пока я не искуплю свою вину. Может, тогда смогу заснуть.
— Может быть, — говорю я.
Мы молчим. Потом я спрашиваю:
— Мейв, ты когда-нибудь чувствуешь себя старой?
— Я старой родилась, — говорит она.
Мы смотрим друг на друга долгим взглядом. Наконец Мейв кивает и отходит к костру. По дороге едва не задевает Томмо плечом.
Он подходит ко мне. Дай руку, говорит. Я не сразу протягиваю ему правую руку. Ту, что Лу так сильно сжал от злости и обиды. Рука до сих пор болит. Синяки остались.
— Это мне Слим дал. — Томмо отвинчивает крышку баночки, зачерпывает мазь из зверобоя и принимается смазывать мои синяки. Бережно так, одним пальцем. У меня горло перехватывает.
— Зря он так, — говорит Томмо.
— Я его обидела, — отвечаю я.
Томмо странно усмехается.
— Значит, обида за обиду? — Опускает глаза. Весь сосредоточен на том, что делает. Глаза — первое, что я в нем заметила. Темно-карие, почти черные. С длинными темными ресницами. Как у олененка. Когда я впервые увидела Томмо в таверне Айка, он был совсем мальчишка. Нескладный. Бледные костлявые локти и коленки. Сейчас загорел, выправился. Мужчина. Поджарый. Густые волосы связаны в хвост, чтоб не лезли в лицо. Резкие скулы. Хорош, ничего не скажешь.
Тот глухой мальчик. Осторожней с ним, Саба. Он в тебя влюблен.
Томмо замирает. Почувствовал мой взгляд. Скулы порозовели. Не поднимая глаз, подносит мою руку к губам. Едва касается синяка, Я кожей чувствую его дыхание.
— Я бы тебя никогда не обидел, — говорит Томмо.
Вот теперь он смотрит мне прямо в глаза. Серьезно так.
Нет. Нет-нет-нет-нет-нет…
