Воодушевленный успехом, Алиф было бросился в погоню, как вдруг обнаружил, что поле боя уменьшилось в размерах, причем уменьшилось весьма подозрительно. Высота вызвала у него эйфорию. Руки Фарухуаз обнимали его за спину, ее покрытая никабом голова покоилась на его плече. Она едва слышно уговаривала его, но он не мог дышать: высота, ее руки, недостаток кислорода в насыщенной электричеством атмосфере — все это как-то сразу навалилось на него. Он вдруг увидел неясные световые пятна. Он мотнул головой, чтобы сбросить наваждение, но вместо этого пятна слились в нечто, что охватило весь горизонт, выгибаясь вверх в сторону какого-то невероятного ядра — не лица с глазами, носом и ртом, а ярко светящуюся массу, каким-то ужасным образом походившую на некий облик.
На Алифа вдруг нахлынуло воспоминание. Он плавал в тесном бассейне, голышом и свернувшись калачиком. Разум его был притуплен, словно он еще не сформировался; он не ведал различия между своим телом и окружавшим его соленым миром. Внезапно бассейн со всех сторон осветился этим ядром, этим обликом: время начало свой бег, и он осознал, что живет.
Облик становился все ярче. При виде его Алиф съежился, охваченный странным, дотоле неведомым чувством.
«Куда ты идешь?» — спросил облик.
Алиф словно лишился дара речи. Он совершил непоправимую ошибку. Код оказался нестабильным. У него кружилась голова, когда он поднимался вверх, уже не уверенный в том, что может контролировать созданное им. Он осознал, что в своем стремлении к инновациям он пожертвовал целостностью своих знаний. Основание башни размывалось, когда данные не могли корректно воспроизвестись, что приводило к недостоверности и разрывам в их изначальном ДНК. Башня долго не продержится. Он приближался к некоему потолку, когда сверхадаптивные свойства его системы кодирования уже не смогут компенсировать присущую ей нестабильность. Если сказать знанию, что оно сможет стать всем, чем пожелает, существует риск того, что оно выродится в полное невежество.
«Ты провела меня», — дрожа всем телом, сказал Алиф Фарухуаз.
Та не ответила, а лишь наклонила голову, отчего раздался звон крохотных колокольчиков на оторочке ее никаба. Она стала фикцией. Алиф в отчаянии пытался зацепиться за что-нибудь реальное, за что-то, что помогло бы ему вспомнить землю, превратившуюся в лежавший внизу малюсенький пятачок. Он попытался думать об Интисар. Но та тоже превратилась в идола, сотканного из пепла. Он увидел свою жизнь, отравленную ее неопределенностью и капризным отношением: сначала к их призрачной женитьбе, потом к этой странной книге. В обоих случаях ее цель была окутана покровом совершенно бессмысленной таинственности.
Он ошибочно принимал эту таинственность за некую избранность, за свидетельство того, что его посвятили в какую-то высшую истину, которую не дано понять другим. При вознесении на такую высоту его самомнение оказалось мишурой. Он не прятался, поскольку считал себя лучше всех, а начал скрываться потому, что испугался. В этом не было вины Интисар: все началось с его имени, с псевдонима, за которым он спрятался, одной-единственной черточки, казавшейся столь же прямой и несокрушимой, как башня, взмывавшая вверх вокруг него. С имени, без которого у него бы недостало смелости приблизиться к ней. И тем не менее он во всем винил Интисар.
Он вдруг подумал, что, возможно, не любит ее.
Облик приближался. Излучаемый им свет проникал прямо в мозг Алифа, несмотря на то что тот зажмурил глаза. И тогда юноша завопил, охваченный новым приступом паники.
«Куда ты идешь?!» — повторил облик.
В тот же момент башня начала с треском рушиться.
Алиф услышал, как с треском распахнулась дверь в кабинет шейха. В воздухе запахло паленым мясом. Он чуть не задохнулся от этой вони и отпрянул от клавиатуры: она раскалилась докрасна, а на подушечках его пальцев образовались волдыри, как от ожогов. Монитор представлял собой расплавленную массу, которая еще потрескивала и сверкала голубоватыми электрическими искрами. Боль пронзила защитный слой адреналина. Алиф застонал и свернулся в комочек, оберегая поврежденные руки. В дверях послышались голоса. Запах сгоревшей кожи сменился другим — смесью пота, звериной шкуры и крови. К столу прохромала какая-то непонятная мохнатая тень, принимавшая то шакалий, то человеческий облик, и тут же уставилась на Алифа, заглянув ему прямо в глаза.
— Ну ты натворил дел, маленький брат, — задыхаясь, произнесло существо. Из уголка рта у него стекала какая-то жидкость.
Алиф повернулся и зарылся лицом в мохнатое плечо.
— Я все так запутал, и теперь плохо стало всем сразу, — прошептал юноша. — Дина была права, и шейх был прав… И ты тоже оказался прав.
— Как правило, я всегда бываю прав. — Существо закашлялось, и Алиф почувствовал, как его лохматая грудь затряслась у него под щекой.
Алиф поднял голову и посмотрел на своего друга:
— Тебя ранили.
Викрам бережно поглаживал одну конечность, которая заканчивалась звериной лапой, а может, и ладонью, и сгибалась под неестественным углом. По его шкуре стекала кровь.
— Их там сбежалось огромное количество, — сообщил он. — И они уже проникают внутрь.
За Викрамом показался шейх Биляль, за ним следовали американка и Дина. Алиф машинально потянулся к Дине. Она остановилась и не стала даже дотрагиваться до его руки, хотя ее пальцы зависли в воздухе всего в дюйме от его ладони.
— Храни нас Боже! Ради всего святого, скажи мне, что произошло в этой комнате? — Шейх Биляль с опаской осматривал бурлящие останки монитора на своем столе. — Ты что же, решил устроить тут пожар? Здесь не обошлось без огня.
— Без адского огня, — уточнил Викрам и рассмеялся, но его смех закончился приступом кашля. — Мальчик неудачно развлекался с весьма опасными вещами. А что до запаха — так это сера, без сомнений. — И он снова расхохотался над своей собственной шуткой.
— У нас нет времени на пустые разговоры. Мы должны вывести отсюда женщин. Одному Богу известно, что с ними может произойти, если их тоже арестуют.
— Я гражданка США, — дрожащим голосом напомнила американка. — Я покажу им свой паспорт. Они не имеют никакого права допрашивать меня без представителя из моего посольства…
Алиф не сводил глаз с Дины. Один вид ее фигуры, облаченной в черное, вытягивал страх из его груди. Она смотрела прямо на него, и глаза ее напоминали два огненных солнечных кольца вокруг ярких и таких мужественных зрачков. В этих глазах не было и намека на слезы.
— Я не допущу, чтобы с тобой произошло хоть что-то неприятное, — пообещал он.
— Конечно. Не допустишь, потому что ты сдашься им добровольно, — вмешался в их разговор шейх. — Ты спокойно объяснишь властям, что вынудил этих девушек помогать себе, и они не имеют отношения ни к каким темным делишкам, в которые ты успел втянуться сам.
Алиф разжал кулаки и поморщился.
— Где они сейчас? — поинтересовался он.
— Они прошли внешние двери, — сообщил шейх Биляль. — Я закрыл на засов двери в молитвенный зал, чтобы выиграть еще немного времени. Я подумал, что если девушек спрятать в подвале, может быть…
