Двигается он как-то замедленно и с трудом, я не сразу понял, что архистратиг уже во плоти, даже не представляю, из чего ее создавал, с такой и расставаться будет жаль, вдруг еще восхочет и после битвы в ней прогуляться…
- Небесный легион стягивается к месту назначения, - сообщил он, - но пока в полной готовности только архангелы, серафимы и херувимы.
Я оглядел его критически:
- Весьма! Фигура зело весьма. Лепота! И паче. Отнюдь, я бы сказал, зело отнюдь!.. А как остальные сорок девять миллионов отроков?
Он сказал нехотя:
- Выбирают тела для облачения. Я там оставил Гавриила, он поторопит. Половина из них погибнут, так что все равно тела потеряют, выбирай не выбирай, можно бы не возиться.
- Ты выбирал долго, - заметил я. - Ладно-ладно, никакого подтекста!.. Эта фигура тебе весьма идет. Только не великоват ли размерчик?
Он оглядел себя с нескрываемым удовольствием, надменно осведомился:
- А чем плохо? Больше масса, удары сильнее.
- Но увертливость ниже, - напомнил я. - Какой-нибудь мелкий демон проскользнет между ног и ткнет кинжалом.
Он невольно сделал движение рукой, прикрывая сияющей ладонью место, куда скорее всего ткнет подлый демон.
- У меня там двойные доспехи!
- Ткнет в другое место, - сказал я. - Хотя это не мое дело, извини. Но фундаментальные законы Господа не отменить: мелкие двигаются быстрее.
Он поморщился:
- Ладно-ладно. Передай, что уже можно открывать портал.
- Через час, - сказал я. - Не раньше.
Он насторожился:
- Что-то еще?
- Нет, - ответил я, - но лучшие сыны церкви во главе с Великим Инквизитором отцом Дитрихом должны успеть окружить портал, чтобы не дать вырваться оттуда нечисти, когда пойдет большая война.
Он кивнул:
- Разумно. Ты хоть и человек, но почти разумен.
Вспыхнул нежно-золотистый свет, из пламени вышел и встал рядом с Михаилом ангел Цицаэль, который из самых молодых, только что из яйца, как определил я.
Он посмотрел на меня с неимоверным презрением сверхсущества на унтерменша, повернулся к Михаилу.
- А те, - спросил он нежным мелодичным голосом, - кто на земле убивал людей и поджигал дома, они ушли обратно к мятежникам?
Михаил ответить не успел, я грубо вмешался, все-таки земля - мой огород, да и перехватывать инициативу не помешает:
- Те, кто вредил, детка Цацаэль… непосредственно, уже казнены. Прямо на месте преступления, как и принято в военное время. А сообщников нужно красиво добить в их мерзком логове.
Он сказал с возмущением:
- Цицаэль!.. Мое имя Цицаэль!.. Но кем казнены? Война еще не…
Михаил поморщился, но промолчал, а я покачал головой, надеясь, что усмешка на моих губах достаточно зловещая.
- Господь, - сказал я с нажимом, - велик и милосерден, но человек по юности своей жесток, как и предусмотрено Господом на этой стадии недоразвития личности и самосознания.
- Что… что?
Я сказал громче, как глухому:
- Преступники уничтожены!.. У ангелов нет души, потому наказанные сейчас превращены в ничто. Их не существует. Однако человек изощрен и злопамятен, наказаны лишь исполнители, а меня интересуют заказчики. Надеюсь, вы меня поняли?
Цицаэль умолк, потрясенный так, словно мир рухнул, а он остался в пустоте.
Михаил сказал тяжелым голосом:
- Меня это интересует тоже. Но никто и тогда не давал тебе право…
Я перекрестился.
- Только Господь Бог. Он и дал. Вернее, оставил этот пустяковый вопрос за регламентом. Дескать, хочешь бери, хочешь не бери.
Он сказал саркастически:
- Ну да, выбор!
Я перекрестился и сказал благочестиво:
- Ну как тут не взять, когда Он же сделал человека таким загребущим? Потому, Михаил, на будущее знайте, я могу решать многое и буду… многое. И первое, что я сделал, велел сформировать войско из темных ангелов и демонов, что пойдет с вами, как временные союзники.
Цицаэль вскрикнул негодующим голосом с такой страстью, что звонкий голос сорвался на писк:
- Но как можно привлекать в помощь этих мерзких существ из ада?
Азазель гневно заворчал, я вскинул руку и крикнул:
- Тихо все! Человек говорить изволит. Я и только я определяю, кто на земле мерзкий, а кто нет. Азазель, Вельзевул и другие по горячности и юности воспротивились замыслу Творца, но за эти долгие тысячелетия, наблюдая за человеком, уже не только искупили свою вину, но и поняли, насколько были не правы! Я объявляю полную и тотальную амнистию!.. Но одновременно усиливаю защиту закона.
Михаил рыкнул:
- Какого закона?
- Милосердия, - отрезал я. - Или не милосердия, но все равно закона, ибо закон есть закон, ему надлежит!..
Михаил махнул сверкающей рукой, за нею потянулся на краткий миг красивый радужный свет.
- Ты как хочешь со своими законами, а у нас свои. Мы обязаны уничтожить Зло, и мы это сделаем. Сами, без помощи всяких темных. Цицаэль, поторопи Гавриила!
Цицаэль исчез, бросив на меня полный гнева и уничтожающего презрения взгляд. Михаил смерил меня тоже тяжелым взглядом и просто растворился в воздухе, то ли устал создавать фейерверки, то ли забыл за хлопотами.
Я на арбогастре и в сопровождении Бобика объехал по широкой дуге холм, даже увидел на окраине только что прибывшее огромное войско. Судя по знаменам, сюда добрались рыцарские отряды со всех концов Сен-Мари. Это же несколько десятков тысяч самых отборных бойцов, собранных для защиты от Маркуса, но, возможно…
Азазель примчался все на том же коне, темном, как ночь. В обе стороны мощно простерты ночные призрачные крылья с тугими толстыми жилами, как у огромной летучей мыши, способной переносить в лапах сразу по двое коней.
Мне кажется, кое-кто из сильных магов, охраняющих холм со скардером, тоже их видит. Может быть, даже замечают, что и конь не совсем конь, бледнеют и впадают в оцепенение, но когда зрят, что я вовсе не бросаюсь с оголенным мечом на этого странного выходца из ада, то с облегчением переводят дыхание, хотя сами от него стараются держаться подальше.
Азазель внимания на такие мелочи не обращает, он своим обликом доволен чисто по-мужски: дескать, а мне плевать, как выгляжу для кого-то, мне совсем не интересного.
- Дороги разведаны, - доложил он, не покидая седла.
- Как там?
- Сразу скажу, - сказал он, морщась, - не дороги, а горные тропы. Защищать легко, брать трудно.
Я сказал с горькой беспечностью:
