Глава 3
Я с усилием поднял голову, чувствуя, как тяжелый небосвод ощутимо давит на затылок и плечи. На темнеющем небе жутко и страшно горит налитым кровью глазом багровый диск. Уже не точка, как месяц тому, и не крохотный кружок, как две недели назад.
– Что же ты такое, – прошептал я в бессилии, – что же ты за дрянь…
За спиной послышались цокающие металлическими подковками сапоги, я узнал по ритму шагов барона Эйца, начальника дворцовой стражи, что следует за мной всюду еще из Армландии.
– Проветриться вышли, Ваше Величество? – спросил он деловым голосом. – А как хорошо вернуться, верно? Прекрасный город, прекрасное королевство…
Я стиснул челюсти, на миг перед глазами возникла страшная картина, как все это рушится, дворец рассыпается в пыль, горы превращаются в груды щебня, из разломов земной коры под высоким давлением бьет вода, заливая уже разрушенные города…
– Да, – ответил я хриплым голосом. – Хорошо жить, верно?
Он взглянул на мое лицо, удивленный странным тоном, посерьезнел, некоторое время молчал и тоже поглядывал на красный диск в небе.
– Жить вообще-то хорошо, – произнес он со вздохом. – Даже в пастухи бы пошел…
– От Маркуса нигде не спрятаться, – напомнил я.
– Сволочь, – проговорил он. – Ничего, только бы удалось посадить его там, где вы указываете…
– Попытаемся.
– Все костьми ляжем, – заверил он, – и его заставим кровью умыться.
– Еще как заставим, – сказал я мрачно. – Кто идет за шерстью, вернется стриженым.
– Ваше Величество, – сказал он с непривычной мольбой для его всегда сурового голоса, – вы сумеете! У вас получится. А мы все за вами пойдем!.. Даже те, кто сейчас вам враг.
– Хорошо бы, – пробормотал я, – общий враг объединяет… Ладно, сэр Торрекс, до новых указаний, нужно всем держаться так, словно никакого Маркуса нет!.. Может быть, Создатель просто проверяет нас этим зловещим знамением? Желает посмотреть, как будем вести себя перед лицом неминуемой гибели?
Он криво улыбнулся.
– Будет разочарован. Люди живут, будто ничего не происходит и не случится.
– Самое мудрое, – пробормотал я.
– Это поневоле…
– Мудрость поневоле, – согласился я. – Что толку бегать и рвать на себе волосы, если ничего не изменить? Остается только сказать себе, что все так и задумано, все по плану, Господь знает, что делает…
Он перекрестился.
– Уповаем на Господа.
– А Он, возможно, – ответил я, – все еще уповает на нас. Хотя, возможно, уже перестал.
– Неисповедимы пути и мысли Господа, – сказал он.
– Аминь, – ответил я и, не перекрестившись, Господу оно надо, пошел обратно.
Придворные опасливо и с надеждой кланяются, я научился отвечать автоматически, думая о другом. А что ответил одному и не заметил поклон другого, не так и страшно, пора им понять, что в бесконечной королевской мудрости и занятости какие-то мелочи упускаю не потому, что кого-то хочу обидеть, а потому что в самом деле мелочи, а я человек не мелочный.
Сэр Жерар принес бумаги на подпись, я жестом велел оставить на столе, не переставая прикидывать все варианты так и эдак, просеял всю древнюю историю того периода через крупное сито, потом через мелкое. Отдельные фрагменты событий просмотрел вообще через лупу, но только разозлился на себя за такую все же мелочность. То, что так разозлило ангелов, да еще по обе стороны баррикады, должно быть чем-то очень заметным!
Ангелы вообще едва замечают человека, напомнил я себе, а уж в его истории разбираться не будут точно. Произойти должно нечто такое, что заденет прямо или косвенно их лично. Лучше всего, если прямо…
Появление христианства пару раз надоедливо проскользнуло перед мысленным взором, но я досадливо отбрасывал такую дурость, это должно укреплять, а не…
Я хлопнул себя по лбу, стараясь припечатать мелькнувшую мысль, и вроде бы прищемил ей кончик, не убежала, а пока визжала и отчаянно дергалась, я изо всех сил старался сообразить, что же такого принесло христианство в мир, что могло оскорбить ангелов как на одной стороне, так и на другой.
В коридоре прозвучали шаги, я со своей чувствительностью улавливаю через любые толстые двери, даже понял, что это сэр Жерар.
Вошел он вроде бы все так же ровно и сдержанно, настоящий государственный секретарь, но я уловил распространяющуюся от него ауру, никогда бы не подумал, что употреблю такое гадкое и ненаучное слово, ауру тревоги.
– Сэр Жерар?
Он поклонился.
– Ваше Величество, – произнес он почти чопорно, – очень уж у вас хорошая собачка. Просто отменная, не побоюсь сказать.
– Что, – поинтересовался я, – опять что-то из кухни сперла?
Он покачал головой.
– Да пусть тащит. Особенно теперь.
– А что случилось?
Он посмотрел очень внимательно.
– Ваш пес набросился на одного из придворных и… растерзал. Правда, никто не мог вспомнить, кто этот человек и как он очутился в нижнем зале дворца.
Я сказал встревоженно:
– Расследование провели? Вообще-то Бобик на людей не бросается!
Он наклонил голову.
– Мудрое уточнение, Ваше Величество. Мудрое. Вы, как всегда, сразу в корень. Или в яблочко.
– Ну-ну, – поторопил я.
– То был не человек, – сообщил он. – Потому расследование пошло по другому пути. Кто пропустил, почему пропустил, кто помог… А с собачки все обвинения сняты. Напротив, теперь все стараются с нею подружиться.
– А Бобик этим воспользоваться еще как сумеет, – договорил я. – Кем оказался тот чужак? Оборотень?
– Да, – ответил он, – но не простой, а наполовину как бы нежить. Его труп начал таять, как всегда с убитой нежитью, но кости остались. Нечеловеческие это кости, Ваше Величество! И череп, как у зверя. Ваши маги уже утащили к себе. Будут, как они сказали, исследовать. Барон Эйц рвет и мечет, а когда двое магов предложили помочь в охране, впервые согласился. Чует, что готовится что-то очень опасное. Сам утроил охрану и от помощи перестал отказываться.
– Он взрослый, – сказал я. – Из-за ущемленного самолюбия не даст нанести ущерб делу. Что-то еще?
– Мелочи, – ответил он, – разбираем сами.
– Спасибо, сэр Жерар! – сказал я. – Насчет охраны учту.
Он поклонился и отбыл, а я стиснул ладонями виски и сказал себе с нажимом: давай разбираться медленно и без спешки, нельзя упускать ни единой мелочи. Оборотень, что не совсем оборотень, а полунежить – это ерунда, давай разберемся с той блеснувшей идеей насчет христианства.
Как многозначительно говорят считающие себя умниками, дьявол кроется в мелочах. Если копаться в них, то лучше начать с появления Иисуса, который сперва пытался реформировать иудаизм, как потом пытался Лютер с католицизмом, но у обоих не получилось, и обоим пришлось создать собственные ответвления официальных вероучений, а те потом переросли в самостоятельные течения, даже религии.
