– И от праздности, – уточнил барон.
– Из-за праздности, – согласился я.
Проводив их через кабинет к двери, закрыл за обоими, а когда повернулся, ощутил, что уже готов к самому серьезному в моей жизни испытанию.
– Тертуллиан, – сказал я негромко, – если слышишь… ответь, хорошо? Прости, что дергаю тебя по таким пустякам, как всего лишь спасение человечества…
Через несколько томительных минут в комнате вспыхнул яркий свет, огромное лицо выплыло из огня, еще более яркое и пламенное, словно из звездных недр, крупные глаза впились в мое лицо со страшной гипнотической силой.
– Что у тебя снова? – прорычал он. – То избегаешь меня, как нашкодивший щенок, то второй раз за неделю.
– Что-то накопал, – объяснил я.
Он внимательно выслушал, когда я, сбиваясь и путаясь, изложил свои соображения, но лицо его становилось все более грозным.
– Что-то я тебя не понял, – рыкнул он. – Ты что, отрицаешь существование Христа?
Я сказал испуганно:
– Ни в коей мере!.. Это был великий человек, величайший пророк! Он выдернул человечество из тьмы язычества!.. Однако, Тертуллиан, ты же лучше меня знаешь… это был человек, а не сын Создателя!
Он нехотя, с заметным усилием, чуть наклонил голову.
– Знаю. Ну так чего?
– Это ты скажи, – заявил я с жаром, – зачем такой перекос?
Он прорычал:
– Сам понимаешь, не маленький. Сперва это был пророк, потом начали называть сыном Господа, чтобы придать его проповедям больше веса. Честно говоря, это происходило при мне… но я как-то не подумал, что может принести вред… Думали только о сиюминутной выгоде. Дескать, когда народ верит, что это сын Всевышнего, то охотнее пойдет за ним следом.
– Ну да, – согласился я, – в те трудные дни нужно было укрепиться любыми средствами! Мне это понятно, я же политик.
– Если бы тогда не распространили этот слух, – проговорил он с неохотой, – кто знает, удалось бы выстоять? Христиан распинали, сжигали на кострах, бросали в Колизее на растерзание львам… и не все, если честно, выдерживали. Об этом стараемся умалчивать, но отрекающихся было намного больше, чем мы ожидали… и чем потом упоминали в рукописях. Но за сыном Бога, как ты понимаешь, пошло простого народу больше, чем двинулось бы просто за умным человеком.
– Верный тактический ход, – согласился я. – Большой выигрыш в начальной стадии, хотя и чревато в долгосрочной перспективе…
От его свирепой напористости не осталось и следа, даже лицо заметно потемнело, хотя все те же недра звезды класса А, но рыкающий голос упал почти до громового шепота:
– Но все зашло слишком далеко, теперь уже не вернуться.
– Точно?
Он прорычал:
– Ты хоть понимаешь, что это невозможно?
– Надо поговорить с ангелами, – сказал я, – Темными и Светлыми.
– И что это даст?
– Объясню ситуацию, – сказал я. – Скажу, что мы допустили ошибку в погоне за быстрым успехом. Нужно все рассказать, ничего не скрывая… мы же в самом деле ничего не скрываем? Все прозрачно, все проверяемо. Когда ангелы увидят, что мы не хитрим…
Он со злостью перекосил огромное лицо в устрашающей гримасе.
– Да ты сам иисусик!
– Почему?
– Так тебе и поверят, – сказал он с горькой злостью. – И вообще… как ты собираешься с ними говорить?
– Не знаю, – ответил я откровенно. – Михаил тогда откликнулся, спасибо за подсказку.
– Не за что.
– Нет, ты помог весьма… Но с ангелами ада… гм… наверное, у тебя не такие уж и прочные контакты? Про связи ничего не говорю, не пойми иначе, когда я говорю про связи, это просто связи, а не…
Он прервал:
– Заткнись, пока не договорился.
– Так как, Тертуллиан?
Он сказал со злостью:
– Да, у меня с ангелами ада никаких контактов не вообще. Но ты такой жук, что у тебя и там есть.
– Вельзевул?
Он отмахнулся.
– До Вельзевула тебе не дотянуться, а вот по земле и среди людей ходит одна твоя знакомая.
– Махлат? – спросил я с надеждой.
– Да, – сказал он. – Ты хоть знаешь, кто она?
Я покачал головой.
– Не представляю.
– Давай отрезвлю, – сказал он сурово. – Махлат, как ты уже понял, демоница. Так их называют теперь. Одна из самых старших. Из первых. Теперь та из немногих, которые, несмотря на вечную жизнь, все же продолжают развиваться и меняться.
– Хорошо, – сказал я. – Это же хорошо?
Он зло зыркнул в мою сторону.
– Ее дочь Аграт, что стала женой самого Ашмодея, все так же носится на золотой колеснице и рассылает золотые стрелы лихорадки, а Махлат, заставшая время, когда и колесниц не было, предпочитает верховую езду в удобном седле и с хорошими стременами.
– Ко мне без коня, – напомнил я. – Это что-то значит?
Он поморщился.
– Ничего это не значит. Зачем им кони или даже крылья? Просто остаются какие-то привязанности, какие-то знаки… Хотя это неважно, Махлат сама по себе. На твой зов не придет, это точно. Вообще не хочет ни во что вмешиваться. Давно решила, что обе стороны неправы и… ушла. Хотя, конечно, какие-то шансы у тебя есть. Но как тебе ее вызвать, не представляю. Разве что…
Он замолчал, пылающее лицо, где все сдвигается, как в большой капле ртути, пытающейся удержаться на неровной столешнице, отвердело так мгновенно, что у меня дрогнуло сердце от четкости и резкости каждой черточки, а завистливое чувство сказало, что вот даже звездный жар самых горячих сверхновых даже не нагреет, если Тертуллиан не изволит…
– Разве что? – спросил я. – Тертуллиан, проснись!
Он сказал с сомнением:
– Разве что сам сходишь в ад.
Я отпрыгнул, будто мне под нос сунули черного скорпиона.
– Ты что?
Он посмотрел с отвращением.
– Вообще-то тебе там и место… но пока что есть шанс не попасть туда навечно. А сейчас… понимаешь, в отличие от нормальных людей, в тебе столько темной мощи, что можешь заходить в ад, как к себе домой.
Я вздрогнул.
– Тертуллиан, у тебя и шуточки.
Он смотрел на меня строго и немигающе, страшновато вообще-то, когда понимаешь, что сейчас он вовсе не что-то эфирное, а скорее куда плотнее ядра нейтронной звезды.
– Я не шучу, – произнес он холодно. – Сам ты, конечно, не чувствуешь, что все больше сползаешь во тьму.
– Я?
– Увы, именно ты. Сперва решил, что тебе все дозволено, потом начал жить по этим правилам… Хотя ты еще окончательно не покинул светлую сторону, но на темной ты уже настолько, что, повторяю, можешь в ад заходить, как к себе домой.
