Дума спросил меня в упор:
– Вы сумели сосредоточить в своих руках неимоверную силу, и как вам такое?
– Справляюсь, – ответил я осторожно. – Помаленьку. Я не рисковый… временами.
Дума сделал глоток, кивнул с одобрением, а Бракиель сказал живо:
– Но эта сила не дает ему защиту. Любой из нас может убить его одним дуновением. Что привело вас, сэр Ричард, в такое опасное для вас место?
– Бракиель, – произнес я, – если вы тот самый Бракиель, что научил людей наблюдать за звездами, то от всего сердца и моей необъятной вглыбь и вширь души благодарю, что научили людей смотреть в небо, на которое те никогда раньше не обращали внимания.
Бракиель застенчиво улыбнулся.
– На самом деле знание неба позволило предсказывать хотя бы погоду, а это важно… Ох, что за чудесное вино! Дума, правда великолепно?
Дума кивнул, хотя и посмотрел на кубок Бракиеля с сомнением.
– Да, – подтвердил я, – и вообще ваша настойчивость, сэр Бракиель, дала начало астрономии. Как-нибудь на досуге расскажу о звездах, пульсарах и квазарах, нейтронных звездах и сверхновых, темной материи, червоточинах и разбегании галактик…
Глава 11
Он дернулся, посмотрел на меня дикими глазами, в них мелькнула безумная надежда, что я в самом деле знаю больше, чем он, а я подумал с горечью, что ему заточение в аду дается едва ли не тяжелее всех: мечтательный и грезящий о недостижимом, он заперт в тесной пещере, что, несмотря на огромность, все равно для него тесна, если нет над головой бесконечности.
Агиросион недовольно мотнул головой.
– Всем заткнуться и молчать. Нам нужно решить, что делать… если решимся что-то делать. Сэр Ричард, вам слово.
Бракиель и Дума замолчали, Агиросион кивнул мне, я начал невесело:
– Маркус, что для вас не новость, стремительно приближается. Кто-то в ужасе, кто-то рад, а кто-то потирает ладони. А из последних эти коектошные настолько заинтересованы, чтобы Маркус все стер с лица земли, что забегают поперед батька… вы знаете, о ком я, не буду указывать пальцем вверх… вот они-то, сгруппировавшись по интересу, даже не обращают внимания на такой важный пустячок, что они вообще-то из враждующих лагерей!
– Их цель? – спросил громыхающе Дума.
– Господь перестал благоволить человеку, – ответил я тяжело, – потому решили, что человек больше не пользуется его защитой. Или перестает пользоваться. Потому начали прощупывать, как оно на самом деле.
– Зачем? – спросил Бракиель наивно. – Если Господь все равно уничтожит людей…
– А вдруг передумает? – спросил я. – А вдруг человек сделает что-то такое, что Господь удержит карающую длань? Вот этого они страшатся и потому всеми силами стремятся показать человека во всей его отвратительности. Но не просто подбивают человека на недостойные поступки, а сами их совершают под видом людей!
Дума пробормотал:
– Это прямое нарушение повеления Господа.
Агиросион поморщился.
– А Господу теперь не все равно?
– Враги на это и рассчитывают, – сказал я с жаром. – Потому так и осмелели. И с каждым днем все наглее и увереннее! Но если мы дадим им отпор, то заслужим одобрение Господа.
Дума буркнул:
– Каким образом?
– Человека правильнее называть не гомо сапиенс, – сказал я, – или гомо эректус, а гомо сражающийся! Мы сражались за жизнь и свободу с первого же дня. Если сразимся и победим, то передумает Господь или не передумает уничтожать человечество, но вам в любом случае даст большой пряник. За то, что вы пришли на помощь человеку, которому в то давнее время отказались поклониться! Но, конечно, сперва мы должны встретиться с контактной группой из сонма небесного воинства и предъявить им свои претензии.
Бракиель спросил неуверенно:
– А разве не это небесное воинство обязано покровительствовать человеку?
– Господь будет судить по действиям, – подчеркнул я, – а не по декларациям. У вас есть шанс вырвать из рук небесников благородный титул защитника людей и показать Господу, кто заботится о людях на самом деле! А кто как бы не.
Агиросион сказал быстро:
– Меня смертный уже убедил.
– И меня, – произнес Бракиель.
Дума хлопнул ладонью по столу.
– Согласен. Предложение смертного принимается. Мы втроем и отправимся на переговоры.
Бракиель сказал нерешительно:
– Может быть, Вельзевул тоже… Он старше всех! Его голос громче.
Агиросион отрезал:
– Нет. Вельзевул ясно дал понять, что он для переговоров не годится. Один его вид будет раздражать Михаила и его воинство.
– А мы?
– Мы трое делали для людей больше, – отрубил Агиросион, – чем все архангелы!.. Я убивал первенцев и все еще убиваю по прямому велению Творца!.. Ты, Дума, держишь ад в том порядке, как и наказал Создатель. Бракиель учил людей по звездам и луне вычислять, когда пахать землю, когда сеять, а когда ждать засуху, разве это им не пошло на пользу?..
Дума пробормотал:
– Но ему поставили в вину, что он все-таки ослушался и сошел с небес к людям.
Я сказал быстро:
– Простите, что влезаю, но было ли это поставлено в вину Творцом или Его слугами?
Дума посмотрел на меня исподлобья.
– О чем ты, смертный?
– Михаил, – сказал я, – и остальные архангелы, могли перестараться в служении Создателю. Он еще не успел отдать приказ, а они уже бросились его выполнять! А вдруг Творец хотел всего лишь слегка пожурить вас? Или объяснить, почему Он так делает?.. Нет, это осталось несказанным, так как вспыхнула ваша кровавая бойня, от которой содрогалось все Мироздание, пылали небеса и горы, а когда все кончилось, ни одного убитого, а вас оттеснили в это мрачное ущелье, из которого заделали выходы наверх.
Дума смотрел на меня с открытым ртом, Агиросион скривился.
– Теперь уже не узнать, а назад дороги нет.
– Об этом надо помнить, – сказал я настойчиво.
– И что это нам даст?
– Чувство правоты, – твердо сказал я. – Это важно! Когда прав, стоишь на своем до конца. Когда оппонент видит, что понимаешь свою неправоту, он жмет сильнее.
Агиросион покачал головой.
– Возможно, Творец и хотел, чтобы нас сбросили в это ущелье.
– Возможно, – согласился я. – Но, возможно, его слуги перестарались в своем безмерном усердии! Ваше чувство правоты в том, что вас вытеснили и низвергли без суда и следствия! Незаконно. Но предстань вы все, они и вы, правые и левые, перед Создателем, решение могло быть совершенно иным, ибо неисповедимы пути Всевышнего. Он знает и видит пока что дальше нас!
