Он слушал внимательно и с прежним недоверием, а я рассказал подробно, что теперь, когда мы начали терять любовь Господа, враждебные нам ангелы обнаглели и начинают уже напрямую вредить человеку. Я еще не выяснил, кто это затеял, один это ангел или группа, но их позиция становится все сильнее, а у людей против них совершенно защиты нет.
Его лицо сперва менялось, затем застыло, только во взгляде полыхает яростное пламя.
– Отец Ульфилла? – спросил я.
Он тяжело вздохнул, посмотрел на меня с ненавистью.
– Ты зло, я тебе не хочу верить… Однако в соседнем графстве огонь упал с неба и сжег один небольшой дом вместе с семьей богобоязненных и праведных людей.
– Это несчастье, – сказал я осторожно и перекрестился. – Пусть Господь примет души благочестивых людей.
Он зло зыркнул на меня.
– Несколько человек клянутся, что видели огненную фигуру в небе!
– Ого, – вскрикнул я. – Значит, они пробуют и тут?
– Что, – спросил он с нажимом, – пробуют?
– Враг осмелел настолько, – пояснил я, – что пытается проверить, насколько Творец все еще любит человека!..
Он произнес патетически:
– Но кто осмелится выступить против Творца?
Я ответил с горечью в голосе:
– Не против Творца, в том все и дело. Против его любимого детища, которого Всевышний поставил выше ангелов.
Он проговорил зло:
– Но не смеют и против людей…
– Не смели, – уточнил я. – Но если сам Творец отвернулся от нас? Будет ли защищать человека? Враг пытается это понять перед тем, как обрушить на людей всю свою ужасающую мощь!
Он вперил в меня злой взгляд.
– Враг нас испытывает?
– Как всегда, – ответил я. – Но на этот раз испытывает и терпение Господа. Если тот уже перестал вступаться за нас…
Он перекрестился.
– Господь нас не оставит!
– Хорошо бы, – пробормотал я. – Отец Ульфилла, как вы знаете, я вас никогда не любил и все еще не люблю. Но признаю, только гигант вроде вас может встать на пути Врага, старающегося вбить клин между Творцом и человеком. Человек прост и ленив, ему проще думать, что Творец близок к нему не каким-то непонятным духом, а плотью! И что Господь наш осеменил деву Марию, а то и еще кого-то, только те дети не проявили себя так ярко, как Иисус… Такой Творец ближе к пониманию простого человека, что еще не весь вышел из тьмы язычества!
Он весь раздулся в гневе, глаза вспыхнули грозным огнем, я ощутил на себе ненавидящий взор и похолодел от предчувствия провала моей миссии, но Ульфилла взял себя в руки и только процедил с ненавистью:
– Человек дик и ленив… Сколько ни тащи к свету, стремится вырваться и снова в теплое болото!
– Но тащить надо, – сказал я быстро. – И помнить, что Враг вредит постоянно, меняя способы. Отец Ульфилла…
Он посмотрел бы на меня с ненавистью большей, чем раньше, если бы такое было возможно.
– Я встану на пути Врага, – провозгласил он таким голосом, словно я превратился в толпу народа на городской площади, – и сокрушу его лживую силу!
– И Творец снова обратит к нам свое милостивое лицо, – сказал я торопливо. – Эта наша цель!
Он произнес надменно:
– Это моя цель!.. А какова твоя, еще не знаю.
– Главное, – сказал я искательно, – остановить Врага. Сочтемся славою, ведь мы свои же люди! И пусть нам общим памятником будет построенный в боях с Врагом Дворец Небесный… Отец Ульфилла, мне нужно спешить на свой крохотный участок сражения. Теперь я спокоен, ваша чистота и ярость встанут на его пути непробиваемой стеной!
Я чуть наклонил голову, слишком кланяться перебор, я – король, повернулся и быстро пошел в обратную сторону.
Часть третья
Глава 1
На обратном пути старался сообразить, что это будет за христианство без божественности Христа. Если, конечно, у нас с Ульфиллой все получится. Еще Гейне сказал, что христианство без Христа – нечто вроде черепашьего супа без черепахи.
Что ж, тем хуже для христианства. Я не хочу, чтобы религия была хоть немножко языческой. Ницше сказал, что само слово «христианство» основано на недоразумении. Был только один христианин, и тот умер на кресте.
Но Ницше был сумасшедшим, он и кончил в психбольнице, ссылаться на его авторитет – дурной тон. Думаю, христианство так и останется христианством, только слегка понизится статус самого Христа в глазах простого и недалекого народа. На самом же деле это не понижение, а как раз повышение. Одно дело – сын Бога такой вот умный и все понимающий, он и должен быть таким, мы бы удивились, будь он посопливее, другое дело – сам человек, сын простого плотника, поднялся до таких высот понимания и прозрения.
Это значит, и другие могут. То есть мы можем. Творец как раз и хотел, чтобы люди выросли, поумнели и встали с ним вровень. Потому Христос-человек должно звучать более гордо и возвышенно, чем Христос-Бог.
Надеюсь, Ульфилла это сообразит, пусть и не сразу, а если нет, нужно будет подсказать. Или самому со своей точки пространства начать проводить эту идею. Возможно, от меня пойдет еще лучше, чем от Ульфиллы. А то вот взялся за браслет, но горше ожидания дикой боли во всем теле и тяжести в желудке эта трусливенькая такая мысль: а не потому ли все спихнул на Ульфиллу, что сам боюсь бросить вызов общественному мнению, хотя и знаю, что нет ничего более косного и консервативного, чем общественное мнение…
На этот раз я словно бы вывалился из расположенного на высоте окна, ударился о землю с размаха, как выпавшая из клюва летящей цапли большая толстая лягушка. Тело скрутила злая судорога. Я скрутился в калачик от острой рези в желудке, потом с усилием привстал, опираясь руками о землю, стыдно лежать, пусть даже голова кружится, а в ушах звон, пусть перед глазами все плывет и кружится, нужно продержаться еще чуть…
Иммунный ответ жаркой волной резко и мощно накрыл с головы до ног, выжег все лишнее, исправил искореженные переходом через пространство-время цепочки генов, убрал дефекты в изломанном ДНК, а я, выждав несколько секунд, пока перед глазами из мути начала проступать линия, отделяющая небо от земли, поднялся на еще вздрагивающих ногах.
Небо вдруг стало синим с редкими бело-оранжевыми облачками, земля – зеленой с коричневыми прогалинами вытоптанной почвы, а вдали из пустого пространства возник невысокий холм, а на вершине чудовищный обелиск.
Я не сумел сразу определить даже примерно его высоту, белая игла поднимается к облакам, то ли немного ниже, то ли уже достигла их высот, от земли и до самой середины утолщается, от ствола отходят широкие, страшно блистающие пластины, похожие на чешую исполинской рыбы, слегка оттопыренные, что делает ее похожей на еловую шишку.
