Карл-Антон пояснил:
– Его Величество еще до того, как стало им, много путешествовало и скиталось, не побоюсь этого слова, по разным и даже всяким странам и удаленным землям.
Колобок возразил:
– Мы тоже скитались!
Еще один маг, вполне классического облика, то есть худой, нос крючком, пронзительные злые глаза, сказал в поддержку:
– Многие и сейчас скитаются, но что-то им не попадаются такие полезные вещи.
Карл-Антон посмотрел на меня с усмешкой, у него тоже есть свои тайны, пояснил спокойно:
– Дорогой Кенангельс, как мы знаем, преданность и лояльность древних вещей со временем меняется. Конечно, так бывает только после гибели хозяина. Вещь становится ничейной, однако это не значит, что любой нашедший становится ее хозяином.
Кенангельс сказал с неохотой:
– Магические вещи весьма разборчивы. Мы не знаем, по каким критериям они отбирают нас, но вам, Ваше Величество, то ли невероятно везет, то ли вы очень похожи на их прежних хозяев.
Один из магов сказал резко:
– Но не может же он быть похожим на разных людей!
– Я тоже так думал, – согласился Карл-Антон, – потом пришла мысль, что у тех людей было что-то общее, роднящее их друг с другом. И они в принципе могли бы пользоваться вещами друг друга. Разумеется, с их разрешения. Или без разрешения после их смерти.
– И Его Величество сэр Ричард из их числа?
– Нет, – ответил Карл-Антон, – однако что-то в нем есть такое, что он похож на них.
Кенангельс оглядел меня из-под приспущенных век почти с ненавистью.
– На мой взгляд, Его Величество не выглядит таким уж древним. Скорее, все напротив.
– Возможно, потомок?
Кенангельс сказал зло:
– Да плевали вещи на кровное родство! Иначе все мы, потомки выживших, могли бы владеть ими!.. Ваше Величество, что у вас такое особенное?
Я подумал, спросил:
– Может быть, моя необыкновенная скромность? И эта… как ее, набожность?
Азазель отчетливо хихикнул, а когда на него начали оглядываться, торопливыми знаками показал, что на него обращать внимания не стоит, он вообще с придурью, серьезных вещей не понимает, зато несерьезные ловит на лету.
Маги переглянулись с озлобленными и завидущими глазами. Кенангельс тяжело вздохнул, откинулся на спинку кресла.
– Ладно, Ваше Величество, мы пришли сюда не для того, чтобы выпытать, как вы ухитряетесь заставлять древние вещи узнавать вас и даже подчиняться вам. Хотя, конечно, очень бы хотелось…
Я развел руками.
– Поверьте, это выше моего понимания.
Он ответил с тяжким вздохом:
– Верю, хотя и неохотно. В том смысле неохотно, что обидно видеть тайны, к разрешению которых не знаешь даже, с какого боку подойти. Вы правы насчет развития алхимии! Только она может понять и объяснить все. Но как же нескоро все это будет…
Карл-Антон сказал с подъемом:
– Давайте закончим с затянувшимся предисловием. Ваше Величество, мы выработали ряд дополнительных мер, чтобы защитить скардер. Помочь защитить. К сожалению, не все мы сведущи в военном деле…
Я договорил:
– …но нет таких мирных технологий, которые нельзя было бы применить для войны.
Он остановился, посмотрел на меня с удивлением и уважением.
– Ваше Величество… похоже, вы такое уже проделывали?
– Не в этой жизни, – ответил я с оптимизмом, которым можно толковать и как шуточку, и как признание, – но вы начинайте немедленно. Несколько схваток уже было! Враг из своих поражений делает выводы и бьет все сильнее.
Он поклонился.
– Мы тоже, Ваше Величество. Мы тоже делаем выводы. Спасибо за ваше покровительство, которое переоценить совершенно невозможно. При последней атаке противника на холм со скардером священники действовали почти заодно с магами, простите, алхимиками, хотя было видно, что это за алхимики.
Кенангельс хмыкнул:
– Алхимики файерболами не швыряются. Но священники сделали вид, что не заметили. Нам этого вполне достаточно. Теперь мы верим, что сумеем защитить полностью.
Азазель сказал негромко:
– Тогда мы с моим другом можем отбыть обратно.
Карл-Антон поднялся, учтиво поклонился.
– Ваше Величество…
Маги поднимались один за одним, кланялись молча и выходили за ним следом в коридор.
Азазель сказал бодро:
– Ну, а теперь по хорошему кубку вина на дорогу… Даже если Нехаштерону здесь понравилось, хотя он в этом никогда не признается. Сэр Ричард, угостите нас своим дивным вином на дорожку?
– Вас постараюсь снабдить бочонком, – ответил я, – хотя и не пробовал насчет бочонка…
– Все когда-то в первый раз, – ответил Азазель бодро. – По крайней мере, так люди говорят. А силы ваши растут, как у нас там поговаривают. Кто с радостью, кто с тревогой.
– Ну да, – пробормотал я, – вам насчет первого раза сказать было бы непривычно. Вам вообще-то понять такое трудно, если даже я, сам человек, не понимаю человеков. Кто-то из старых мудрецов сказал, что трудно понять и принять психологию благочестивых христиан, которые спокойно мирятся с тем, что окружающие их люди, иногда даже близкие им люди, будут в аду. Нельзя примириться с тем, что человек, с которым я пью кофий, обречен на вечные адские муки. Нравственное сознание началось с Божьего вопроса: Каин, где брат твой Авель? Оно кончится другим Божьим вопросом: Авель, где брат твой Каин?
Стол снова заполнился фужерами с вином, я на прощание постарался блеснуть и наполнил их где шампанским, где коньяком, где спиртом, кто знает их вкусы, Азазель потирал довольно руки, сказал оптимистично:
– Что вас тревожит, сэр Ричард?
– Да вот толерантность, – сказал я. – Разве можно совать нос в дела и поступки другого человека? Ну желает он быть содомитом, это его личное дело и личный выбор, я ни при чем… с другой стороны, разве члены общества не обязаны заботиться и оберегать других членов общества? Не так плотно, как членов своей малой семьи, но как членов большой семьи?
– Ну-ну?
– Когда я был рыцарем, – пояснил я, – а еще лучше – дорыцарем, этих проблем не возникало. Сейчас же я Его Величество, монарх, взявший на свои плечи всю ответственность, даже с парламентом не поделился, так что решай правильно…
Азазель слушал невнимательно, больше следил, как и что возникает на столешнице, не утерпел, начал хватать фужеры и чаши, пить попеременно, в то время как Нехаштерон все поглядывал в окно, откуда дует прохладный ветерок, а мне с моего места видна только сверкающая, как раскаленная игла, вершина скардера.