– Ого, – вырвалось у меня, – как же тот летал?.. Да и на шести не представляю… Попробовать, что ли…
Она посмотрела на меня в изумлении.
– Все-таки человек туп. Вы всегда понимаете так буквально?
– Прости, – сказал я поспешно, – ну да, сейчас сообразил. Я чуточку стал заторможенным в последнее время, но зато в порядке компенсации красивее. Крылья – это лычки. На крыльях все равно не полетишь со скоростью мысли. Сорвал крылья – это сорвал лычки… Понизил в звании.
Она кивнула.
– Его перевели из мира Брия в более низкий духовный мир Иецира, а это значит, Самаэль все равно остается выше большинства ангелов. Светлых, как вы их называете. А те, которые Темные, продолжают выполнять указания Творца, только теперь у них работа менее благодарная.
– Ну да, – согласился я, – при понижении работа всегда тяжелее и… не такая чистая. Ты права. Мы как-то все воспринимаем проще. Дескать, ангелы восстали, Творец низверг наглецов в ад, где теперь они и мучаются, вопя и стеная. А на самом деле понижены в должностях, а работают все так же на Творца. И платят им наверняка меньше. Отпусков тоже, как и выходных, лишены.
– Нет, – возразила она, – в субботу никаких мук.
– Вот уж не думал, – пробормотал я.
– Но тем ужаснее, – закончила она, – те кажутся на другой день.
– Но все-таки, – проговорил я, мягко поворачивая в нужное мне русло, – этот Алфофаниэш на меня напал…
– Возможно, – ответила она, – у него найдется какое-то объяснение? Или же он рассчитывал, что Господь долго терпит… а ударить не успеет, Маркус сметет здесь все раньше?
Я сказал мрачно:
– Или он решил, что Господь окончательно разочаровался в человеке. Хотя это предположение рискованное.
– Почему, – спросила она, – разве Маркус не карающая длань Господа?
– Потоп тоже был карающей дланью, – огрызнулся я. – Но Творец до последнего часа давал человеку шанс. А когда пришло время разверзнуть хляби, а в это время умер Мафусаил, Творец отложил потоп на семь дней вроде бы для траура и погребения праведника, но на самом деле давал еще недельку людям одуматься.
Она сказала нетерпеливо:
– Я это знаю. К чему ты рек эти слова?
– К тому, – отрезал я, – что Творец до последнего будет давать шанс. А это значит, не позволит всяким там бесчинствовать и творить непотребства, как бы вам ни хотелось насладиться местью. Скажи, а ты на чьей стороне?
Она грустно усмехнулась.
– Хочешь спросить, Светлая или Темная?
Я покачал головой.
– Нет, уже знаю, те и другие в большинстве против человека. Ты в этом большинстве или?..
Она кивнула.
– Скорее, или. Я из немногих, кто часто появляется среди людей, живет здесь подолгу, учится понимать вас. У меня есть симпатия к людям. Видишь ли, ангелы были созданы… бессмертными. Не специально, а… ну, как бы само собой. Для Творца создать бессмертными проще. Это, чтоб сделать смертными, затратил намного больше времени, изобретательности и гениальности.
Я сказал с самодовольством:
– Думаю, это было гениальное озарение, что приходит раз в вечность.
– Похвали себя, – сказала она недовольно, – похвали.
– Прости, – ответил я, – это все от зависти. Мы всегда завидовали вашему бессмертию. Хотя и понимали наши преимущества.
Она спросила с подозрением:
– Это какие?
– Чтоб совершенствоваться, – ответил я, – через смену поколений. Вы остались такими же, ибо бессмертны, а люди… с каждым поколением приподнимались на одну кро-о-о-охотную ступеньку.
Она подумала, сказала мрачно:
– Я не поняла, но чувствую в твоих нелепых объяснениях некий смысл. Люди за эти тысячи лет из диких двуногих зверей превратились в могучих хищников… Говорить это неприятно, но наиболее дерзкие из них уже начали бросать вызов даже ангелам.
У меня перехватило дух.
– Что, правда?
Она кивнула.
– Увы.
– И, – проговорил я, – чем кончалось?
– Ангелы жестоко наказывали дерзких, – ответила она тем же тяжелым голосом, – но люди все крепнут. И я зрю то страшное время, когда люди станут с нами вровень. Правда, только в силе.
Я согласился:
– Да, осталось только в силе. Во всем остальном мы уже давно выше. Потому он на меня и напал? Хотя я не бросал ему вызов?
Она покачала головой.
– Он тебя не убил…
– Ага, – ответил я с тяжелым сарказмом, – всего лишь смертельно ранил.
– Это другое, – пояснила она. – Ранить – это не убить. Это покарать.
– Ну да, – сказал я, – оправдание можно найти всегда. К примеру, собирался лишь проучить дерзкого смертного, а потом вернуться и вылечить… но что-то отвлекло. То есть он не убил, что-то другое убило.
Она взглянула несколько странно.
– Ты быстро находишь объяснение…
Я отмахнулся.
– Могу еще хоть сотню. Похоже, он подолгу жил среди людей и тоже кое-чему научился. Только все вы почему-то учитесь всякой гадости.
– Так от человека же.
– От нас можно всему, – сказал я. – Даже, как ни странно, прекрасному! Я сам слышал.
– Плохое для нас внове, – объяснила она. – А мы пока еще плохо различаем, что хорошо, что плохо.
– Вам нужна руководящая и направляющая длань Творца, – согласился я. – Это мы, предоставленные сами себе, выработали кое-какие базовые правила, а для придания им авторитета объявили, что получены от самого Творца. Хорошо, если не знаешь, где отыскать этого засранца, буду подозревать всех и каждого в союзе с ним.
Она взглянула с любопытством.
– И что это тебе даст?
– Отыщу, – ответил я, – и убью. На месте.
На ее губах появилась насмешливая улыбка.
– Ангела?
– А что тут такого? – отрезал я. – Земля принадлежит человеку.
Улыбка сползла с ее лица, а голос прозвучал очень серьезно:
– Никто и никогда не убивал ангела. Мы все бессмертны.
– Все когда-то бывает впервые, – ответил я. – Спасибо, что подлечила. Хотя это и было, скорее всего, разыграно между вами… но все равно спасибо.
Зайчик в поисках вкусностей отошел на сотню ярдов, даже спустился по крутому берегу к самой воде, там вылавливал омытую водой гальку, хрустел ею так смачно, что мне самому захотелось попробовать погрызть, словно это кристаллический сахар.
Бобик влез в реку и нырял там, всякий раз появляясь с рыбиной в зубах, смотрел на меня с надеждой и со вздохом, выпускал на волю, но тут же азартно нырял за новой добычей.
