— Но зачем? — ужаснулась Мари, чувствуя, что парень прав. Она вспоминала странный привкус воды и чая. Даже сок казался ей слегка солоноватым — явный признак добавки чего-то минерального.
— Очень надеюсь узнать. Думаю, весь этот цирк придуман для того, чтобы не поднимать в народе панику. Чем спокойнее живут подчиненные — тем крепче спит правительство. Один из важнейших законов политики.
— Все равно не понимаю, — призналась девушка, ерзая в кресле.
— Я тоже, — блеснул ровным рядом зубов Давид. — Все присматриваюсь, стараюсь высмотреть странности. Но цельную картину постичь не могу. Главные мои вопросы, на которые хотелось бы получить ответы Управляющего: зачем электорату необходимо постоянно спать? Почему разделили взрослых и детей? Куда исчезают люди из Комнат?
— Постойте. — Мари не заметила, что положила Давиду руку на колено. И в мыслях не было ничего такого… — Я тоже много думала о странных правилах Убежища. Но вы сказали, исчезают люди?
Молодой человек прижмурился от удовольствия. Дыхание участилось, бледные щеки слегка порозовели.
Мари не обратила на это внимания. Ее интересовала разгадка тайны.
— Я слышал, что за последнюю неделю в нашем секторе пропали две женщины и трое мужчин. Все из разных Комнат. Куда они делись — неизвестно. Солдаты молчат, как воды в рот набрали. Что, впрочем, неудивительно. Они ретиво несут свою службу и обращают на нас не больше внимания, чем на комнатную растительность.
— У нас тоже девушка пропала, — сообщила Мари, округлив глаза. — Вы считаете, их забирают для каких-то опытов?
— Итак, у нас три девочки и трое мальчиков, — медленно, раздумывая, проговорил Давид. — Для опытов? Кто знает? Возможно, их просто переселили в другие сектора?
— Думаю, их затащили в Бункер, — предположила бельгийка. Она в деталях рассказала о ночной встрече с солдатами.
— Действительно, — согласился молодой человек. — Пахнет из Бункера нехорошо.
— В смысле? — задала вопрос Мари. Ее обоняние никогда не улавливало из бетонной коробки каких-либо запахов.
— Фигуральное выражение, — улыбнулся Давид. — Я имел в виду, что в Бункере нечисто.
— Ох уж этот иврит, — шутливо посетовала девушка. — Попробуй пойми.
Откинулась в кресле. Парень с сожалением проводил взглядом ее руку, соскользнувшую с его колена.
— Вы говорили о гипнозе, — вспомнила Мари. — Хотите сказать, что кроме вас никто больше этого не замечал?
— Вы же не заметили.
Бельгийка медленно кивнула. Она с трудом припоминала заунывные речи Управляющего, оканчивающиеся забытьём.
— Я очень мало знаю о гипнозе, — призналась Мари. — В медицине к нему относятся как к разновидности шарлатанства. Но моих знаний хватает, чтобы точно знать, что невосприимчивых к гипнозу людей не существует. Тем более, если нас потчуют психоделиками.
— А моих сил хватает, чтобы противостоять внушению, — с некоторой гордостью в голосе сообщил Давид. — Много интересовался данным вопросом… Ой, фюрер идет. Давайте продолжим нашу беседу после выступления.
— А что же мне делать? — прошептала девушка, когда мимо скользнул мягкий ветерок, поднятый одеждой Управляющего. — Он же меня сейчас загипнотизирует, и я все забуду. Завалюсь спать и даже не вспомню о Лизе. И о…
— Здравствуйте, братья и сестры, — зычным голосом поприветствовал «зэков» Управляющий. — Вас, несомненно, беспокоит вопрос: что же мы с вами делаем здесь, глубоко под землей?
Присутствующие синхронно кивнули: четыре сотни голов послушно склонились и приподнялись. Все неотрывно смотрели на Управляющего.
— Жуть какая, — голос Мари задрожал. — Не хочу, чтобы меня гипнотизировали.
— Тише! — Давид взял ее за руку в свою. — Я попытаюсь помочь.
— Спасибо.
Девушка наслаждалась теплотой его тела. Тыльной стороной ладони чувствовала, как пульсирует жилка на его предплечье. Черные завитки его волос восхитительно пахли. Тем самым казенным шампунем, что и волосы Мари, но как-то особенно, неповторимо. От молодого человека девушке передавался заряд мужской энергии. Очень спокойной и властной. Такой, что ощущаешь себя, будто находишься за стенами неприступной твердыни. И никто-никто, ни один злобный враг, ни беды окружающего мира не смогут тебе навредить.
— Мне больно говорить об этом, — монотонно вещал тем временем Управляющий, — но человечество погибло…
Предложения падали на толпу, словно капли азота. Публика застывала. Мужчины и женщины обмякали в креслах. Склонялись подбородки, смыкались ресницы. Ровное дыхание четырех сотен человек затихало и вновь воспаряло, вторя беззвучному мерцанию светильников на стенах.
— Вы расслабляетесь…
Мари непреодолимо захотелось уснуть. Плечи опустились. Вдох. Грудь наполнилась сладковатым воздухом. Выдох. Казалось, девушка парит в невесомости. Голова стала вдруг легче пушинки. Сознание плавно скользнуло куда-то вверх.
Океан спокойствия принял ее в баюкающие волны. Тело закачалось на перине горячего воздуха. Вперед-назад, вверх и вниз. Вдох-выдох. Как хорошо!
Резкая боль уколола в предплечье. Мари опомнилась, и первое, что увидели ее глаза, — напряженное лицо Давида. По скулам стекали блестящие струйки холодного пота.
— Что ты… — выдавила бельгийка. — Что вы себе позволяете?
Она многозначительно уставилась на широкую ладонь, побелевшими пальцами вжимающуюся в ее запястье.
— Тихо, — простонал Давид. — Ты испортишь все!
— Когда это мы перешли на «ты»? — возмутилась девушка.
И вспомнила. От щек отхлынула кровь. Стало очень страшно.
На сцене, задавая ритм, покачивался Управляющий.
— Вы спите. Спите. Блаженство окружает вас. Вы неспешно плывете по теплому течению. Спите. Вы слышите только мой голос. Тело полностью расслаблено. Вы слышите только мой голос. Утром вы подниметесь с кроватей и пойдете принимать пищу. Съедите, наберетесь сил. Высвободите ненужную энергию в тренажерном зале. И снова сон. Выше тело расслаблено. Вам хорошо и спокойно. Вы слышите только мой голос…
— А зачем он читает наш распорядок дня? — тихо спросила Мари.
Давид ощутимо вздрагивал. Видимо, он тяжело переносил влияние гипноза. Глаза были полузакрыты, голова откинута на спинку кресла. Грудь и живот колебались следом за пульсацией ламп.
— Давид? — девушка подергала его за мизинец. Молодой человек не отреагировал.
На Мари накатила такая волна нестерпимого ужаса, что она едва не обмочилась. Стараясь не закричать, впилась ногтями в подлокотники кресла. Даже не заметила, как высвободила руку и провела по смуглой коже Давида четыре кровавых полосы.
Мужчина дернулся и открыл глаза. «Я тоже поддался?» — спросил его испуганный взгляд. Бельгийка кивнула. Едва удержалась, чтобы не броситься Давиду на шею. На глазах стояли слезы, грудь распирало от рыданий.
