Эвис повернулся лицом к востоку; а вот эта звезда - Новое Солнце, это возле нее Новая Голубая Земля.
И тут воин сильно вздрогнул, сердце его против воли прыгнуло к горлу, мягко стукнуло там и ушло на место. Эвис, выкатив глаза, быстро набрал воздух в легкие.
Над холмами в звездном небе медленно и страшно прошло что-то черное, округлое, вытянутое - как та машина, которую расстрелял храбрый стрелок Реми, только во много раз огромнее. Прошло - беззвучно, не спеша - и кануло за холмы на севере, и только тут стал слышен затихающий неспешный шум, будто очень далеко кто-то сильно дул на затухающий огонь.
Эвис с трудом перевел дух и краем плаща вытер выступивший на лбу пот, не отрывая глаз от неба. Прошла минута, другая, третья... десять... Небо неуловимо светлело, наливаясь багровым отсветом - готовились выползти из-за северного горизонта обе красные луны Хелауатауа, Глаза Неба. Черное тело больше не появлялось. Эвис вдруг почувствовал, что сильно замерз, и быстро вошел в гостевую, сразу плотно прикрыв за собой дверь.
Северяне, Дага и Тамор тут же вскинулись, но увидели Эвиса и легли опять. А Эвис, чтобы успокоить их - он, конечно, признался себе, что отчасти и себя хотел успокоить - взял свое копье и вогнал в дощатый пол у порога, чтобы дверь нельзя было открыть снаружи. Потом присел возле Йона.
- Высокоученый писатель, - шепотом сказал он.
Йон даже не шелохнулся, ровно и редко дыша во сне.
Утром расскажу, решил Эвис. Расстегнул ремни, заложил меч за голову, укутался в плащ и лег.
Утром Йон, конечно, со всем вниманием выслушал Эвиса, но что было делать? По-прежнему им надо было в Колонию, чтобы вылететь на Телем, встретиться с Легином и решить, кому и как быть дальше. Сообщили в факторию Богусяку, тот тоже отнесся со вниманием, но сказал, что приборы не зарегистрировали никаких ночных перемещений противника. Тем не менее он обещал доложить в Колонию и, конечно, доложил.
Путь продолжался, уже шестьдесят пять километров остались позади, впереди были еще пятьсот сорок. Йон перебинтовал ноги там, где они натирались о седло, и вновь потянулись вокруг лесистые холмы, редкие придорожные деревни с покосившимися корчмами или села со справными, крепкими трактирами. Быстро ехать не могли - у Ирам, несколько месяцев питавшейся кое-как, разболелся живот, но все равно к обеду добрались до большого села в долине, над которой на холме виднелся небольшой замок местного аристократа. Здесь был всем трактирам трактир, и отобедали в нем на славу - даже удалось специально для Ирам найти вареные овощи и некий травяной отвар, которого сердобольная жена трактирщика всего за лонд продала целую баклагу и велела пить после еды, "пока в баклаге не кончится, а до той поры все пройдет". Йон же здесь пережил первую встречу с коллегой. Такой же, как он, писатель, а скорее - студиозус лет двадцати пяти, долго разглядывал его книгу и выразил сожаление, что с трудом разбирает буквы линка; потом Йону пришлось столь же подробно разглядывать две толстые рукописи коллеги, пока тот вслух знакомил его со своей концепцией сравнительного анализа восточной и южной школ житийной литературы культа Шести Сил в эпоху Среднего Счета. Впрочем, коллега оказался совсем не занудой, концепция его была изящна и сводилась к тому, что восточная и южная школы изначально столь непримиримы друг с другом из-за неприязни, каковую питали друг к другу два святителя - их основатели. Йон спросил, не впадает ли тут коллега в ересь по отношению к Шести Силам, но тот гордо продемонстрировал на груди крест с глазом, знак Света, и с улыбкой сообщил, что, как кловит, он имеет право на любые оценки, не будучи ересиархом. Потом коллеги крепко приложились к большой бутыли местного вина, а тут и послеобеденный отдых подошел к концу. Раскланялись и разъехались в разные стороны. Йон после возлияний клевал в седле носом и один раз чуть не упал с бадана, но к вечеру протрезвел.
Так потянулся день за днем. Однообразная дорога в лесистых холмах, иногда прямо в лесу; однообразная еда в трактирах и корчмах, однообразные ночевки в общих залах - девушки за "ночником", остальные на соломе в зале (постоялые дворы от трактиров в этом отношении не отличались, просто залы были больше, а охапки соломы - толще).
Дважды в день на связь выходил Богусяк. В Колонии все было спокойно, на факторию больше никто не нападал, княжеская дружина развернулась на восточной границе и даже уже успела загнать обратно в холмы спустившуюся было пограбить приграничные деревни банду местных отщепенцев под водительством десятка "зеленых убийц"... В Колонии ждали усиления с базы на Стаголе и спецгруппу с самой Земли, чтобы обезглавить укрывшуюся в Горелых Холмах группировку. Ждать, по всем прикидкам, оставалось не меньше пяти дней: перемещение военных кораблей в системе Толимана регулировалось сложными соглашениями и нуждалось в длительной утряске между соответствующими ведомствами Конфедерации, Империи, Кальера и Компа.
За семь дней пути всего дважды удалось организовать мытье: хелиане, в принципе, весьма чистоплотны, но при трактирах бань у них не полагается вовсе, а при постоялых дворах они хотя и есть, но зимой особой популярностью не пользуются. Оба раза пришлось переплачивать по полному серебряному лонду, только чтоб хозяин велел баню затопить.
Вторая баня была как раз на седьмой ночевке, на постоялом дворе в лесном селе под названием Глоно. За селом дорога ныряла в совсем уж непролазную, густую чащу, тянувшуюся отсюда к северу на девяносто километров. Отсюда до села Бано на северной опушке чащи ночлега под крышей больше не было.
Уже в темноте, когда путники собирались спать, в Глоно с севера въехал одинокий путник. На постоялом дворе он спросил ужин и ночлега, после чего вошел в общий зал и, вежливо распахнув плащ, приветствовал собравшихся. Это был высокоученый писатель в цветах королевства Аваукула, было ему лет сорок, мешок его изрядно оттягивали книги и рукописи. Он представился, имя его было магистр Лаови. Сев с коллегой Йоном за стол, он разложил перед ним свои книги; Йон же протянул ему свой томик.
Лаови с интересом полистал книгу: было видно, что шрифт линка он знает хорошо.
- Ты - человек иных земель, коллега, - полувопросительно сказал он, и Йон слегка поклонился.
- Тогда вряд ли тебе будут так уж интересны мои работы, - вздохнул Лаови. - Рукописи - это ученые записки кафедры в академии Аваукулы, которую я имею честь представлять. Наш профессор, высокоученый Яхмави, послал меня отвезти эти рабочие копии в академию Шараинно, на юге, в горах. Оттуда я получу в обмен их рабочие копии и смогу пополнить материалы для третьего тома своего труда. - Он коснулся длинными пальцами двух томиков изумительной типографской работы. - Моя тема - летосчисление, - пояснил он. - Мой труд называется...
- "Счисление времени и лет, с хронологическими таблицами, во всех известных частях Большой земли", - закивал Йон, который к этому моменту как раз по складам разобрал тисненный прихотливыми местными буквами заголовок.
- Истинно, - обрадовался магистр.
- Это чрезвычайно интересная тема, - сказал Йон. - Я жалею, что нет времени ознакомиться с ней подробнее. Скажи, коллега, какова дорога за твоими плечами? Я заметил, что ты встревожен.
