* * *
Лорд Саган потерял ориентацию во времени и счет убитым врагам. Пот заливал глаза, из горла вырывалось хриплое дыхание, но его огромный двуручный меч все так же мерно и неотразимо взлетал и опускался над головами обступивших его противников. К счастью, спину рыцаря надежно защищала широкая опора портала, ведущего в Центральный Зал Талисмана Силы. Это был последний рубеж обороны храмовников. Лорд прекрасно понимал, что удержать его уже не удастся. В живых осталось только семеро защитников храма — семеро рослых чистокровных токсов. Двое сражались у спуска в подземелья. Еще четверо пытались пробиться к порталу из кольцевого коридора, опоясывающего Центральный Зал. И только он один защищал вход, словно скала, о которую волнами прибоя разбивались атаки захватчиков. Холодная ярость и животная мощь лорда остудили пыл нападающих. Они, являясь представителями различных рас, в большинстве своем не могли соперничать с токсами размерами и силой, но их численность почти не оставляла защитникам шансов. Нападающие перестали лезть напролом, мешая друг другу и погибая десятками. Остановившись плотным полукольцом на безопасном расстоянии, они сменили тактику. То один, то другой боец внезапно бросался вперед; и каждый пытался своим мастерством победить страшного гиганта и тем самым заслужить себе честь и славу среди товарищей. Стальной правый наплечник на доспехах Сагана сильно деформировался от удара булавы во время последней бешеной атаки, предпринятой широкоплечим коренастым воином-долгом. Плечо не пострадало, но смятая сталь ограничила движение руки. Держа тяжелый меч в левой ладони, лорд витиеватой крестовиной отвел вбок и за себя очередной удар, подводя врага к себе, а потом, сделав быстрый шаг навстречу, обрушил закованный в броню правый кулак на ребра противника. Крякнув, дружинник-долг инстинктивно поджал локти к хрустнувшим ребрам, на миг опустив булаву. Этого мгновения Сагану хватило для того, чтобы вновь отступить к опоре. Рыцарь, словно хлыст, дернул меч за собой и до позвонков рассек противнику шею, попав между плечевым изгибом глубокого шлема и горловиной тяжелой кольчуги. Незадачливый рубака-долг, точно срубленное дерево, молча рухнул на заваленный трупами и залитый кровью пол. Глухо взвыв, толпа устремилась навстречу лорду, но свистнувший меч вновь остановил ее. Однако рыцарь сознавал, что атака приостановилась на считанные секунды, и, как только передних, выдохшихся или струсивших, заменят свежие с задних рядов, передышка кончится. А оставшихся у него сил надолго уже не хватит. Что ж, пора готовиться к последней схватке. Наплечник сильно мешал. И тогда, выхватив свой любимый кинжал с двойным лезвием, лорд несколькими короткими взмахами срезал кожаные ремешки застежек. Доспехи с глухим стуком спали с его плеч, открывая взорам врагов еще более устрашающую картину. Огромные узлы мускулов, казалось, не могли принадлежать обычному смертному. Обнаженный торс рыцаря был покрыт шрамами и татуировками. Сочащаяся из свежих многочисленных ранок кровь добавляла последний штрих в эту боевую раскраску. Саган гулко расхохотался, показывая огромные клыки. Без тяжести толстых доспехов он выпрямился во весь свой громадный рост, будто еще больше вырос перед затихшими врагами. Убрав кинжал в ножны, он ухватил рукоять меча двумя руками, поднимая его на уровень груди и опуская тяжелое лезвие на плечо.
— Ну что, скальды, это все, на что вы способны?..
Рыцарь намеренно оскорблял врагов, назвав их болотными червями-скальдами, надеясь привести в бешенство. Ведь бешенство даже при численном преимуществе не лучший союзник воину. Толпа колыхнулась, издав неразборчивый рев, и хлынула на Сагана. Вновь засвистел клинок, разбрызгивая капли крови и сея смерть. И в этот миг нападающие дрогнули, смещаясь в сторону и смешиваясь. Вложив все силы и потеряв еще одного товарища, к порталу смогли пробиться оставшиеся трое токсов из коридора.
— Держать портал!.. — рявкнул Саган и метнулся в глубину Зала. Он не тешил себя надеждой, понимая, что храм обречен. Если бы не узкие проходы и коридоры, их давно бы уже смели, словно песчинки волной прибоя. Но сейчас нападавшие не могли в полной мере реализовать свое преимущество. В голове лорда металась только одна мысль — спасти Талисман Силы. В два прыжка достигнув постамента, он, навершием меча разбив ларец из горного хрусталя, извлек из осколков тяжелый, изготовленный неведомыми мастерами из неведомых материалов Талисман. Больше всего тот был похож на замысловатый объемный иероглиф, обрамленный храмовниками в золотой шар-клеть, подвешенный на золотую же цепь.
— Да простит меня Великий Мастер, — пробормотал лорд, накинул цепь себе на шею и устремился назад к порталу.
— Последний бой!.. — скинув мешающий шлем, заорал один из трех рыцарей, отбивающихся у портала. Он понял намерения Сагана. — Уходим в землю.
Со звериным рыком рыцари ринулись на ошеломленных врагов, круша все на своем пути. Словно демоны вселились в них, точно сами они стали демонами смерти, собирающими богатый урожай. Лорд с разбегу врубился в гущу врагов, выкашивая их, будто траву, своим огромным мечом. Один за другим пали прикрывавшие его рыцари, а он, словно заговоренный, неумолимо шагал вперед, оставляя за собой изрубленных врагов. Кровь струилась из ран, которые появились на его не защищенном доспехами теле, но, казалось, ничто не могло его остановить. Он был совсем близко от спуска в подземелья, где пытались пробиться ему навстречу двое рыцарей, когда его клинок застрял в чьих-то расколовшихся почти надвое латах. Он выпустил меч, выхватил кинжал. Враги закричали что-то, с новой силой наваливаясь на казавшегося им уже не таким грозным воина. Лорд ответил им ревом загнанного в угол хищника, полосуя все вокруг кинжалом и выпущенными когтями, разрывая зубами чужие глотки. Тяжелый удар в затылок окованной рукоятью бердыша сбросил его в бездну небытия, однако, даже падая, он успел сомкнуть клыки на чьей-то шее. И наступила тьма.
* * *
Бой закончился. Врач склонился над распластавшимся на ринге бойцом. Закатившиеся глаза, прерывистое дыхание; проигравший явно чувствовал себя не лучшим образом. Потрогав пульс и посмотрев зрачки, доктор подал сигнал своим помощникам — выносить больного. Рефери не требовалось даже ждать решения судей — победа была очевидной и бесспорной. Высокий и мощный разумянин, принадлежащий к расе людей, стоял, гордо вскинув руки в победном жесте, наслаждаясь гвалтом приветствий почитателей. Его звали Реззер. Дан Реззер. Тренер и прочая свита толклись рядом, обнимаясь и возбужденно обсуждая концовку боя. Один из спортивных журналистов задавал победителю стандартные вопросы. Но этот восхитительный миг победного опьянения всегда бывает слишком короток. Тренер подал команду, и вся процессия, почти так же как и по дороге на ринг, тронулась к раздевалке. Вот на пути кавалькады возникла миниатюрная стройная женщина с копной шикарных черных волос, облаченная в пурпурное крошечное платье. Она уставилась на Реззера огромными, напоминающими восточные глазами. Смотрела взглядом, наполненным чем-то наподобие насмешки. Охранники, выделенные устроителями для сопровождения бойцов на территории комплекса, аккуратно, но настойчиво отстранили красотку в сторону, освободив дорогу шествующей команде. Но этот насмешливый взгляд сразил Дана наповал. Нежась под душем, он невольно вспоминал точеную фигурку, затянутую в кровавую материю, и смеющиеся искорки глаз в обрамлении агрессивно-черных вьющихся локонов. Ледяная вода, которую Реззер включил напоследок, смыла воспоминания о незнакомке, вернув мысли в привычное русло. Собравшись, Дан отправился домой к терпеливо дожидающимся его жене и дочке. Ленара — его жена — никогда не ходила на бои, потому что просто-напросто боялась поединков, в которых участвовал ее муж. Боялась не только и, возможно, не столько за него, сколько кровавого зрелища вообще. Сейчас, как и всегда в такой момент, радовалась тому, что он вернулся целым и невредимым. Час был уже далеко не ранний, и настала пора укладывать спать дочку. Немного повозившись с девочкой, Реззер отнес ее в кроватку, уложил и уселся рядом. Девочка рассказывала ему о том, что нового открылось ей за сегодняшний день. Опершись на детскую кроватку, он смотрел на борющуюся со сном малышку и испытывал щемящее чувство нежности и волнения за это крошечное существо. Что ждет ее в теперешней неспокойной, безумной жизни? От малышки волнами исходило умиротворяющее, лишающее сил тепло, идущее только от маленьких детей. Он так и уснул, уронив голову на руки, сломленный этой энергетикой спокойствия детского сна, сморившего наконец капризную девочку.
