— Не так быстро, — упоенно улыбнулся Феликс
Станиславович. — На первом круге приближения я не склонен сужать количество
подозреваемых. Взять хотя бы дам. Княжна Телианова — главная мишень вчерашнего
скандала. Если и не убивала сама, то могла быть вдохновительницей или
соучастницей, о чем я еще скажу. Теперь госпожа Лисицына, Пелагия замерла, не
до конца сложив карточку с обнаженной на песке.
— Очень необычная особа. Непонятно, что она,
собственно, столько времени делает в Заволжске. Я выяснял — вроде бы приехала
проведать свою сестру-монахиню. Так что ж тогда по балам и салонам шпацировать?
Всюду-то она бывает, все ее знают. Бойка, кокетлива, кружит мужчинам головы. По
всем приметам — авантюристка.
Бердичевский смущенно покосился на Пелагию, но
та, похоже, уже не слушала — сосредоточенно возилась со своими обрывками.
— Нынче с утра послал телеграфный запрос в департамент
— не проходила ли Полина Андреевна Лисицына по какому-нибудь делу? И что вы
думаете? Проходила, причем трижды! Третьего года в Перми, по делу об убийстве
схимника Пафнутия. В прошлый год в Казани, по делу о похищении чудотворной
иконы, и еще в Самаре, по делу о крушении парохода «Святогор». Все три раза
выступала на процессах свидетельницей. Каково?
Бердичевский вновь поглядел на монахиню, уже
не со смущением, а вопросительно.
— Да, любопытно, — признал он. — Но мы уже
выяснили, что женщина такого убийства совершить не могла.
— И все же Лисицына чертовски подозрительна.
Ну да Бог с ней, разберемся. А теперь перейдем к подозреваемым первой степени,
то есть к тем, кто давно знаком с Поджио и имел или мог иметь основания его
ненавидеть. — Лагранж поднял указательный палец. — Первый, конечно, Ширяев.
Влюблен в Телианову до безумия, пытался убить Поджио прямо там, на вернисаже,
безо всяких ухищрений — еле оттащили. Второй — брат, Петр Телианов. —
Полицмейстер поднял и средний палец. — Тут вероятно еще и ущемленное самолюбие.
Телианов позднее всех понял, что его сестре нанесено оскорбление, и тем самым
выставил себя то ли дураком, то ли трусом. Неуравновешенный молодой человек,
дурных склонностей. Состоит под гласным надзором, а я эту нигилистическую
публику почитаю способной на любую мерзость. Если уж на государственные устои
замахнулся, то что для такого жизнь одного человека? А тут в некотором роде
даже извинительно вступился за честь сестры. Но и это еще не все. — К двум
пальцам присоединился третий, безымянный — правда, полусогнутый. — Сытников.
Скрытный господин, но тоже со страстями. По имеющимся у меня сведениям, весьма
неравнодушен к чарам Телиановой. Вот вам и мотив — ревность к более удачливому
сопернику. Донат Абрамович сам разбойничать в ночи не пойдет, сочтет ниже
своего достоинства, а вот кого-то из своих молодцов подослать, пожалуй, мог бы.
У него все работники сплошь из староверов. Бородатые, угрюмые, на власть
волками смотрят. — Феликсу Станиславовичу идея про убийц-староверов, кажется,
пришлась по вкусу. — А что, и очень запросто. Надо будет Владимиру Львовичу
доложить…
— А кстати уж про Владимира Львовича, — с
невинным видом заметил Бердичевский. — Там ведь тоже не всё ясно. Поговаривают,
что Телианова бросила Поджио не просто так, а ради Бубенцова.
— Ерунда, — махнул рукой с растопыренными
пальцами полицмейстер. Бабьи сплетни. То есть Телианова по Владимиру Львовичу,
может, и сохнет. Ничего удивительного — мужчина он особенный. Но сам Владимир
Львович к ней совершенно равнодушен. Да даже если меж ними и было что прежде. В
чем мотив-то? Ревновать любовницу, которой нисколько не дорожишь и от которой
не знаешь как отвязаться? Пойти из-за этого на убийство? Так, Матвей
Бенционович, не бывает-с.
Приходилось признать, что Лагранж прав.
— Что же мы будем делать? — спросил
Бердичевский.
— Полагаю, для начала недурно бы хорошенько
допросить всех троих…
Полицмейстер не договорил — заметил, что сбоку
чуть в сторонке стоит монахиня. Клочки фотографий, аккуратно собранных в
квадраты, лежали на полу вдоль стен.
— Что вы здесь все шныряете? — раздраженно
воскликнул Феликс Станиславович. — Убрали и идите себе. А еще лучше выметите
отсюда весь этот сор.
Пелагия молча поклонилась и поднялась в
бельэтаж. Полицейские чиновники, проводившие осмотр, сидели в лаборатории и
курили папиросы.
— Что, сестричка-невеличка? — весело спросил
давешний, с помятым лицом. — Или обронили что?
Монахиня увидела, что стеклянных осколков на
полу уже нет — собраны и разложены, совсем как фотографии в салоне. Проследив
за направлением ее взгляда, весельчак заметил:
— Там такие есть, что вам смотреть никак не
рекомендуется. Веселый был господин, этот самый Поджио. Жалко, теперь уж не
восстановишь.
Пелагия спросила:
— Скажите, сударь, а есть ли здесь пластина с
наклейкой «Дождливое утро»?
Сыщик улыбаться перестал, удивленно поднял
брови.
— Странно, сестрица, что вы спросили. Тут в
перечне «Дождливое утро» есть, а пластины мы не нашли. Ни кусочка. Видно, он ею
недоволен остался и решил выбросить. А что вы про это знаете?
Пелагия молчала, сдвинув рыжие брови. Думала.
— Так что с этим самым «Дождливым утром»? — не
отставал мятый.
— Не мешайте, сын мой, я молюсь, — рассеянно
ответила ему инокиня, повернулась и пошла вниз.
Дело в том, что в салоне не хватало фотографии
именно с этим названием. Все собранные из обрывков картины совпадали с
оставшимися на стенах подписями — даже те три, с обнаженной незнакомкой, из-за
которых произошел скандал. Но от снимка со скромным названием «Дождливое утро»
не обнаружилось ни единого, даже самого маленького фрагмента.
— …И все-таки Бубенцова тоже следует
допросить! — услышала она, входя в салон.
Матвей Бенционович и Феликс Станиславович,
похоже, никак не могли договориться о круге подозреваемых.
— Оскорбить такого человека сомнением!
Одумайтесь, господин Бердичевский! Конечно, я всецело в вашей власти, но… Ну
что тебе еще?! рявкнул полицмейстер на Пелагию.
— Собрать бы здесь всех, кто вчера был, да
помолиться вместе за упокой души новопреставленного раба Божия, — сказала она,
кротко глядя на него лучистыми карими глазами. — Глядишь, изверг бы и покаялся.
— Марш отсюда! — гаркнул Лагранж. — Зачем вы
только ее сюда привезли!
Матвей Бенционович незаметно кивнул Пелагии и
взял полицмейстера за локоть.
