Но он все еще оставался тварью, физическая сила которой не уступала силе гигантского чудовища.
С громким криком он бросился вперед, наскочил на Шэннона и сомкнул свои когти вокруг его тела, как бы заключив в объятия. Крик Шэннона превратился в стон, когда железные объятия лишили его возможности дышать.
Не думая об опасности, в которой я находился, я бросился вперед и попытался отвернуть назад голову монстра.
Шоггот взревел, словно раненый лев, напряг спину и сбросил меня, как надоедливое насекомое.
Отброшенный толчком назад, я ударился о стол, упал на колени и почувствовал что-то твердое подо мной. Я опустил руку и нащупал шпагу.
Единоборство уже почти закончилось, когда я поднялся на ноги и, шатаясь, устремился к Шэн-нону и Шогготу. Юный чародей уже почти не защищался. Его глаза померкли, а там, где к нему прикасались лапы чудовища, кожа казалась обожженной или разъеденной кислотой. Широко раскрытая пасть монстра приближалась к горлу молодого колдуна.
Я поднял шпагу, заставил свои мышцы еще раз напрячься — и изо всех сил метнул свое оружие, словно копье, в Шоггота!
Мне показалось, что тонкое лезвие превратилось в молнию. Шпага полетела вперед, как будто живое существо. Вонзившись в грудь монстра с силой, в десятки раз превышавшей мощь моего броска, она отбросила его назад.
Шоггот взревел.
Его когти неверным, лихорадочным движением ухватились за кристаллический набалдашник шпаги и тут же отдернулись, будто прикоснулись к раскаленному добела железу, и начали растворяться.
Я не в первый раз наблюдал смерть Шоггота, но от этого зрелище не стало менее жутким. Казалось, что внезапно иссякли огромные силы, удерживавшие протоплазму в клетках. Тело монстра растеклось, превратилось в серую, кипящую слизь, которая стремительно таяла.
Все заняло менее тридцати секунд. Казалось, что шпага внезапно потеряла опору и со звоном упала в лужу серо-зеленой, кипящей кислоты, которая с шипением въедалась в пол и при этом все больше и больше теряла в объеме.
Тяжело дыша, я повернулся, быстро убедился в том, что Шэннон жив, и поспешил к Говарду.
Он начал шевелиться, когда я вытащил его из-под кучи бумаг и сломанных полок. Я осторожно прислонил его спиной к стене и ощупал рану у него на груди.
Она оказалась менее опасной, чем я подумал в первый момент. Очень глубокая и болезненная, но не угрожающая жизни.
— Все в порядке? — тихо спросил я.
Говард простонал, поднял руку ко лбу и вдруг тихонько засмеялся.
— Конечно, — пробормотал он. — Конечно, все в порядке, ты шутник. — Он оттолкнул мою руку в сторону, встал и некоторое время стоял неподвижно, как будто был не уверен, что у него хватит сил идти самостоятельно. Потом, ссутулившись, двинулся к Шэннону и опустился рядом с ним на колени.
Его пальцы дрожали, когда он переворачивал неподвижное тело Шэннона и расстегивал его рубашку.
— Что ты делаешь? — удивленно спросил я.
Говард ничего не ответил, а начал сантиметр за сантиметром ощупывать обнаженный торс Шэннона Сначала я подумал, что он ищет раны, но быстро понял, что это не так Говард искал что-то другое. Что-то совершенно конкретное.
— Черт побери, что ты делаешь? — спросил я.
Говард поднял голову, недовольно нахмурил лоб и, как бы прося его не беспокоить, отмахнулся. Он тщательно осмотрел грудь Шэннона, руки, шею и даже спустил с него брюки, чтобы осмотреть бедра.
Наконец он опустил тело Шэннона, встал и принялся затаптывать небольшие язычки пламени, то и дело вспыхивавшие во многих местах комнаты.
* * *
Шэннон очнулся, когда мы отнесли его назад в его каморку и наспех обработали ему рану. Как и у Говарда, ранение Шэннона было неопасным, но очень глубоким, а его лоб пылал от лихорадки.
Но когда он открыл глаза и посмотрел на меня, его взгляд был ясен.
— Теперь… ты во второй раз спас мне жизнь, Джефф, — пробормотал он. — Думаю, я… теперь твой должник.
— Ерунда, — возразил я. — если серьезно, то мы квиты. Сегодня утром ты спас мне жизнь.
Шэннон покачал головой. Движение было слабым, но очень решительным.
— Я знаю… знаю, что произошло, — тихо прошептал он. — В… реке. Ты… победил колдуна. Он… он преследовал меня, Джефф. Он хотел меня… убить.
— Он? — вмешался Говард, прежде чем я успел ответить. — Кто он, Шэннон?
Шэннон молчал. Казалось, что он только сейчас заметил присутствие Говарда.
— Ты можешь ему доверять, — быстро сказал я. — Он мой хороший друг.
Шэннон на мгновение задумался. Потом он кивнул.
— Я думаю, я… должен рассказать тебе правду, — пробормотал он. — Этот человек у реки… ты помнишь имя, которое я тебе называл.
— Вашего друга? — поспешно спросил Говард.
— Этого Рэвена?
— Крейвен, — тихо поправил его Шэннон. — Роберт Крейвен. Я… обманул тебя, Джефф. Крейвен мне не друг. Я… здесь, чтобы уничтожить его.
Его слова меня не удивили. Действительно, нет. Я все время подозревал это.
— Уничтожить? — переспросил Говард. Его голос звучал сдавленно, а в глазах горел предостерегающий огонек, когда он посмотрел на меня.
— Он… колдун, — пробормотал Шэннон. Он задрожал. Я почувствовал, что он снова начал терять сознание.
— Остерегайтесь… его, — прошептал он слабеющим голосом. — Мужчина сегодня у реки, Джефф, это… это был Крейвен. Мужчина с белой прядью. Он… знает, что я здесь. Он попытается… убить меня. Остерегайтесь… Роберта Крейвена.
Его голос прервался. Он откинулся назад, закрыл глаза и мгновенно погрузился в сон.
Прошло довольно много времени, прежде чем Говард нарушил гнетущую тишину, воцарившуюся в маленькой комнате.
Он вздохнул, устало выпрямился и странно посмотрел на меня.
— Он принимает твоего отца за тебя… а тебя за своего друга, — тихо сказал он таким тоном, от которого у меня мороз пробежал по спине. — Мне кажется, у тебя возникла проблема, Роберт.
КНИГА ВТОРАЯ. Проклятие Иннсмаута
Ночь была тихой и почти бесконечной, и когда наступил рассвет, утреннее солнце казалось слишком ярким и слепящим.
Ларри Темплз знал, что этот день будет плохим — для него, для Джейн и для всего Иннсмаута. Он всю ночь провел в молитвах, умоляя Господа Бога пощадить его. Но когда из соседней комнаты раздался первый слабый крик новорожденного, а несколько мгновений спустя открылась дверь и Ларри взглянул в глаза врача, он понял, что его молитвы не были услышаны. Проклятье, которое уже много поколений лежало на Иннсмауте, снова исполнилось…
Тем не менее он встал, шаркая ногами, обошел стол и потянулся к дверной ручке. Но не успел Темплз прикоснуться к ней, как врач загородил ему дорогу и покачал головой; мягко, но настойчиво и, пожалуй, даже с некоторой горечью.
