В комнате царил полный разгром. Из всей обстановки, казалось, не пострадал только стол на трех ножках рядом с окном.
Он не был пуст. На расцарапанной крышке лежали… какие-то предметы. Бумаги, маленькие самодельные пакетики из прямоугольных кусочков кожи и шнурочков, пузырьки с непонятным содержимым, стопка пергаментных листов, как позднее выяснилось, страницы, вырванные из какой-то книги, свеча…
Я озадаченно смотрел несколько секунд на странные предметы, наконец подошел ближе и хотел взять их в руки, но Говард почти грубо удержал меня.
— Нет, — сказал он. — Не прикасайся ни к чему, пока мы не узнаем, что же здесь произошло.
Он в свою очередь склонился над столом и с выражением недоверия и озабоченности осмотрел коллекцию таинственных предметов.
— Знаешь, что это такое? — спросил он наконец.
Я покачал головой и затем сразу же пожал плечами.
— Если бы здесь было кладбище и сейчас была бы полночь, а не раннее утро, — ответил я, — тогда бы я сказал, что кто-то собирался здесь заговорить свой ревматизм.
— Надеюсь, что твое чувство юмора не оставит тебя слишком быстро, — пробормотал Говард, не поднимая глаз. Его пальцы коснулись пергаментных листов и тут же отдернулись, как будто он обжегся.
— Я не знаю точно, что это такое, — продолжал он, — но похоже, что эти двое занимались здесь заклинанием духов. Или пытались сделать это.
— Здесь? Именно здесь?
— А тебя это удивляет? — Говард улыбнулся, но улыбка вышла, как это часто бывало с ним, довольно мрачной. — Ты действительно считаешь случайностью, что мы встретили этих двоих именно в этом доме?
Я ответил не сразу, а Говард взял один из маленьких кожаных пакетиков и высыпал его содержимое на стол. Я не мог точно определить, что это было, но маленькие черные зернышки неприятным образом напомнили мне высушенных пауков или муравьев.
— Это не случайность, — продолжал Говард, так и не дождавшись от меня ответа. — Всего лишь день тому назад ты сталкиваешься здесь с живым Шогготом, а сейчас мы нагрянули сюда в полный разгар какого-то жуткого заклинания. — Он вздохнул, посмотрел на меня и нетерпеливым жестом показал на стол. — К черту, Роберт! Я что, должен каждое слово из тебя клещами вытаскивать, что ли? — спросил он. — В конце концов, из нас двоих ты колдун, а не я. Что все это здесь означает?
— Ничего, — ответил я, встал рядом с Говардом у стола и взял в руки один из маленьких пузырьков. На его дне лежал засохший бурый предмет, который когда-то был обыкновенной лягушкой. — Действительно ничего, Говард, — повторил я как можно серьезнее. — Своим замечанием о кладбище я не собирался дурачить тебя. Все эти предметы имеют столько же общего с магией и колдовством, как я с английской королевской семьей.
Говард вопросительно посмотрел на меня, и я с омерзением бросил на пол пузырек с мумифицированной лягушкой.
— Последние полтора года я занимался почти исключительно магией и колдовством, — продолжал я. — И первое, что я усвоил, это то, что вот такое к ним не относится. Высушенные лапы кротов и крылья летучих мышей, которые в полночь и в новолуние сжигают на кладбище, — это магия, как ее себе представляют дети и глупцы. Это не имеет ничего общего с настоящим колдовством.
— Эти двое не были похожи на детей, — пробормотал Говард. — И на глупцов. Напротив, у меня такое чувство, что они делали все совершенно серьезно.
— Возможно. Но что бы они ни собирались сделать, оно не получилось бы. С помощью их вещей ты не сможешь выполнить никакое заклинание, Говард. Это принесет вред скорее тому, кто сам этим занимается.
— Несмотря на это, нам надо все забрать с собой, — продолжал настаивать Говард. — Я хочу выяснить, кем были эти двое и что они хотели тут сотворить.
Он еще раз задумчиво посмотрел на меня, сдвинулся со своего места у стола и снова направился к ванной. Мое сердце бешено заколотилось, когда я увидел, как он — держась левой рукой за дверной косяк — наклонился вперед и заглянул в черную пропасть, которая простерлась под ним, как жадно разверстая пасть. Меня испугал не сем вид шахты, а, скорее, воспоминания, связанные с нею. В ванной совсем не было пола. Это было не что иное, как прямоугольная шахта, которая вела до подвального этажа дома. Чуть-чуть она не стала моей могилой, во время моего первого визита в этот “гостеприимный” дом…
— Ты не знаешь, что там внизу? — спросил Говард, снова выпрямившись.
— Вероятно, подвал, — ответил я, пожав плечами. — А что?
— Мы должны спуститься вниз, — сказал Говард. — Может быть, отыщем какие-нибудь следы. В конце концов, не могли же эти двое просто взять и раствориться в воздухе. — Он неожиданно резко повернулся. — Пошли.
Я не возражал, так как в душе обрадовался возможности поскорее покинуть эту комнату. Весь этот дом был заколдован, находился во власти темной, злой силы, которая, казалось, следила за нами невидимыми глазами. И это был не Шоггот, чуть не проглотивший меня. Его присутствие я бы почувствовал. Так как тогда я по крайней мере знал бы, с каким врагом мы столкнулись.
Мы покинули комнату и снова вышли в мрачный коридор.
Где-то под нами раздался стук.
Говард резко остановился, как будто наскочил на невидимую стену. Стук повторился, потом раздался страшный удар и треск, и внезапно все здание под нашими ногами содрогнулось, как от удара гигантского молота.
Говард что-то крикнул мне и бросился бежать, но его слова потонули в новом, еще более громком грохоте.
Впрочем, сделал он лишь несколько шагов. Едва добежав до верхней ступеньки лестницы, он снова остановился как вкопанный. А когда я подскочил к нему, то сразу понял почему.
Мое предчувствие меня не обмануло. Весь этот дом был одной страшной западней.
— Ты видишь, — крикнул Говард. — Я был прав: эти двое оказались здесь не случайно. Я думаю, кто-то в этом городе что-то замышляет против нас.
Его чувство юмора показалось мне не особенно оригинальным.
Особенно, принимая во внимание бушующую стену огня, охватившего нижнюю часть лестницы и с треском и воем подбиравшегося к нам.
* * *
Когда он проснулся, вокруг него царили тишина и темнота, окутывающие, как теплое и мягкое одеяло. Он не знал, где находится, как он попал сюда и даже кто он сам такой.
Шэннон поморгал, попытался поднять руку и обнаружил, что на ней такая толстая повязка, что он не мог даже пошевелить пальцами. Резкая, жгучая боль острой иглой впилась в запястье. И, словно эта боль была ключом к его памяти, плотный туман, которым сон укутал его мысли, тут же рассеялся. Он снова все вспомнил. И все же эти воспоминания были… неверными? Было ли это слово подходящим? Он не знал этого.
Шэннон только знал, что в его окружении что-то не так.
Он медленно привстал на кровати и отбросил одеяло. Он был до пояса обнажен, а его тело сплошь покрыто повязками и заклеено пластырем, и даже там, где можно было увидеть голую кожу, она покраснела и вздулась. И Шэннон вспомнил пламя и жару. Да, так оно все и случилось. Он сражался против Шоггота, который хотел убить Джеффа, и получил при этом тяжелые ранения. Такие тяжелые, что он даже был не в состоянии использовать свои тайные знания и вылечить самого себя.
