Если Рольф и слышал его слова, то он на них не прореагировал. Его одновременно атаковали три крошечных серых насекомых-убийцы. Он смешно прыгал из стороны в сторону, пытаясь уклониться от них и продолжал бить по ним руками, но не попадал.
— Свет! — взревел Говард. — Погасите свет!
Его слова почти потонули в громком шуме, который раздался снаружи. Я в ужасе повернул голову и увидел, как оба окна справа и слева от двери стали серыми.
Насекомые прекратили биться о дверь, но вместо этого они в слепой ярости бросались на стекла! Сотни из них разбивались о стекло, но из темноты появлялись все новые и новые. Бешено вращая крыльями, они на огромной скорости налетали на невидимое препятствие и погибали. За несколько секунд стекла покрылись толстым, жирным, серым слоем, но появлялись все новые и новые твари.
— Погасите же наконец свет! — крикнул Говард. — Он приводит их в неистовство!
Ему кто-то ответил, потом большая газовая люстра, висевшая под потолком в зале, мигнула — и погасла.
Темнота как черное покрывало опустилась на помещение. Я замер. Мои нервы были взвинчены до предела. Мне казалось, что я все еще слышу жужжание маленьких крыльев, но единственное, что я действительно слышал, это тяжелое дыхание Рольфа и где-то в глубине зала — приглушенный плач женщины. Барабанная дробь прекратилась. Насекомые перестали биться о стекла в тот самый момент, когда погас свет.
Откуда-то из темноты слева от меня раздался голос Говарда.
— Никто не двигается с места, — сказал он. — Они нападают только тогда, когда вы двигаетесь. Чарльз, вы здесь?
Прошло несколько секунд, пока дворецкий ответил, при этом от страха и возбуждения его голос так изменился, что я его едва узнал.
— Я… здесь, — пробормотал он. — У лестницы.
— Хорошо, — прошептал Говард. — У вас лампа еще с собой?
— Конечно. Я… ее потушил.
— Тогда поставьте ее осторожно на лестницу, — приказал Говард. — Как можно дальше от себя.
Где-то в темноте послышался звон, потом скрежет металла о твердый мрамор.
— Все в порядке, сэр, — сказал, запинаясь, Чарльз.
— Теперь снимите стекло. Осторожно. Снова зазвенело стекло.
— Готово? — спросил Говард.
— Го… готово, сэр, — пролепетал Чарльз.
— А что мне делать теперь?
Говард мгновение помедлил.
— Вывинтите как можно сильнее фитиль, — сказал он. — Возьмите спичку и зажгите его. А потом как можно быстрее убегайте.
Про себя я восхитился хладнокровием Говарда. Он сделал единственно разумное в этот момент — а именно, устроил моли, которая, кажется, еще не забыла свои врожденные рефлексы, ловушку.
Для нас это была единственная возможность избавиться от этих зловещих насекомых.
Даже если в помещение проникла всего лишь дюжина этих крошечных насекомых, мы не могли в темноте обнаружить и убить их, не устроив в доме полный разгром. А снова зажечь свет, означало бы для большинства из нас подписать себе смертный приговор.
— Я… готов, сэр, — донесся до меня из темноты голос Чарльза. — Но я… я боюсь.
— Но вы должны это сделать, — ответил Говард. — Я не знаю, как долго еще эти бестии будут вести себя тихо.
— Хорошо, сэр, — ответил Чарльз. Его голос дрожал. — Я беру спичку.
— Всем остальным уйти от лестницы, — приказал Говард. — Возьмите что-нибудь, чем можно бить, ботинок, например, или оторвите кусок материи от вашего платья. Но ни в коем случае не прикасайтесь к ним голыми руками!
Казалось, что время остановилось. Я слышал шелест, потрескивание, едва слышный стук, когда Чарльз открывал коробку со спичками…..
Потом вспыхнула искра, превратилась в пламя, и комната озарилась ярким светом, когда с легким треском вспыхнул пропитанный керосином фитиль лампы. На книжных ступенях лестницы возник маленький, мерцающий островок света, и полдюжины крошечных серых теней устремились из темноты к нему.
Чарльз в панике вскрикнул и одним прыжком отскочил подальше от огня, который становился все выше и выше. Внезапно что-то вспыхнуло; из центра пламени с треском вылетели крошечные искорки.
— Сработало! — воскликнул я. — Они… бросаются в огонь, Говард!
Все больше и больше насекомых беззвучно вылетало из темноты и бросалось в огонь, чтобы сгореть. Их оказалось больше, чем я предполагал, казалось, что сотни маленьких насекомых проникли в дом, и всех их магически притягивало пламя, которое поднималось все выше и выше!
Но мерцающий желтый свет осветил и еще одну картину. Картину, от которой у меня перехватило дыхание, как от удара кулаом.
Это касалось Рольфа. Вероятно, в панике он бежал через зал и в темноте упал. Сейчас он сидел в странной застывшей позе, как бы полулежа на спине и оперевшись на локоть, а правую руку он прижал к груди. Расширившимися от ужаса глазами он смотрел на крошечную серую моль, которая, как колибри, быстро била крыльями и парила над его грудью, словно раздумывая, броситься ли ей на него или в манящее пламя, которое находилось всего лишь в нескольких шагах…
— Ради бога, Рольф! — сдавленным голосом сказал Говард. Его голос звучал умоляюще. — Не двигайся! Я иду!
Губы Рольфа дрожали. Его лицо было белым как мел. На его верхней губе выступили капельки холодного пота. Рука, на которую он опирался, дрожала от напряжения. Я видел, что он сможет оставаться в таком неудобном положении всего лишь несколько секунд.
— Я иду! — прошептал Говард. — Не двигайся, Рольф! Я помогу тебе!
Рольф сделал судорожное глотательное движение. Крошечные серые крылья почти касались его лица.
Говард преодолел последние метры одним отчаянным прыжком, бросился вперед и ударил темным, удлиненным предметом, который он держал в руке.
Моль была отброшена в сторону, она ударилась о перила и, дергаясь, упала на землю. Секунду спустя на моль опустилась нога Говарда и раздавила ее.
Но опасность еще не миновала. Вспышки в середине пламени прекратились, но снаружи опять забарабанили насекомые, которые увидели через окно свет и пытались проникнуть внутрь.
Мне казалось, что я слышу, как звенят стекла под их напором. Конечно, это была чушь. Даже миллиарды маленьких насекомых не смогли бы выдавить толстое оконное стекло.
— Нам надо убираться отсюда! — крикнул Говард, словно прочтя мои мысли. — Дверь не выдержит их атаки.
Я хотел возразить, но быстрый взгляд на входную дверь убедил меня в обратном.
Твари все еще продолжали барабанить в дверь и оба окна, как песок, поднятый бурей, но это уже была не массивная дубовая дверь, в которую они бились! Доски толщиной в два пальца стали пористыми и покрылись трещинами. С поверхности двери краска отслаивалась большими, уродливыми кусками, а дерево под ней стало старым и трухлявым; трещины были похожи на застывшие молнии. С двери сыпалась серая пыль.
