Скипидар пришел в себя. Подвывая от ужаса, сбросил ботинки. Чуть дольше боролся с брюками.
— Оставайся там! — Глеб включил фонарь.
Яркий круг выхватил из полутьмы волосатые Скипидаровы ляжечки, колени и уперся в ступни. Плоть стекала с них мутной жижей, образуя под человеком еще одну лужицу с налетом. В луже, словно кувшинки в пруду, плавали ногти.
— Ноги-то! — всхрапнул Скипидар и засмеялся, показывая коронки. — Ноги-то!..
Стриж беззвучно завыла и снова дернулась.
— Штанов не жалко, — сказал прапорщик, отдуваясь, — а ботинки неношеные, жалко… — он поперхнулся и замолчал.
Двигаться Скипидар, похоже, не мог; когда оголились кости, начал проваливаться. Он смотрел отстраненно на ползущую вверх, к паху, груди и лицу, едкую жижу и беззащитно улыбался. Иногда заглядывал поочередно в лица ходоков.
— Дай карабин, — велел Рамзес мертвым голосом. — И отвернись.
Инга посмотрела диким взглядом и сняла с плеча «Тигра». Она не отвернулась, когда Рамзес навскидку, выстрелом в голову, без лишних слов и трагических прощаний убил Скипидара. Участковый, продолжая улыбаться, опрокинулся на спину. Он умер мгновенно, тоскливое изумление так и осталось в заливаемых мелким дождем глазах.
Рамзес сунул оружие обратно, больно ударив Стрижа в ладони.
— Вещей с тела не брать, — глухо приказал он. — Замечу — убью. И не расслабляться!
Развернулся и размеренно зашагал.
— Оборотень! — прошипел Варан ему в спину. — Не человек! Мочканул как окурок притушил, сволочь… «Калаша» взять что ли? С одним ведь стволом идем.
Инга едва подавила желание выцарапать ему глаза.
5
В темноте вышли на провешенную трассу. Идти ночью болотом было чересчур даже для Рамзеса, но сделать привал ходоки не могли. Посреди болота черная вода стояла не лужами — озерами, и Рамзес уже смирился с мыслью, что придется возвращаться.
Но прошли! Без потерь, незавидная участь Скипидара подстегнула вымотанных путешественников, заставила удвоить осторожность.
Человецы, философствовал Ворон, жить зачем-то любят. Когда безнадега — особенно.
Глеб, впрочем, не обольщался. Скоро усталость возьмет свое, и встречать этот момент лучше на твердой земле.
— Шабаш! — были первые слова Рамзеса после милосердного выстрела. — Вон за теми деревьями путь на Стройбат.
На карту он не смотрел, ориентировался по одну ему ведомым приметам. Стриж так и не поняла, что изменилось. Чем этот лес, который уже трасса, отличается от того леса, что еще болото?
— Недалеко, — ответил сталкер на незаданный вопрос. — Километра полтора до пятна.
Инга повалилась на спину и задрала гудящие ноги к невидимым за тучами звездам.
— Костра не нужно, — прохрипел уставший до кругов в глазах Варан. — Холодного пожрем, а то здесь ходят.
— Ладно, — согласился Рамзес. — И спать. Я дежурю первым, ты сменишь, потом до утра Стриж. Слышишь, птица?
Птица с грохотом уронила ноги на землю.
«Заснула, — понял Глеб. — Загнали девчонку!»
Он перебрался к Инге. Сковырнул с ее ног ботинки, размотал скатку армейского спальника и упаковал напарницу.
— Что, Рамзес, нравится? — голос Варана истекал сальным любопытством, Глеба аж передернуло. — Ничего девка, кругложопенькая. Только стервоза. Прыгай к ней в мешок, я покараулю…
— Слюни-то не пускай! — оборвал Рамзес. — Не твоего она полета птица… Варан!
— Ну-ну, — обиделся Варан и, отвернувшись, зачавкал кашей.
Умял банку за минуту и тоже повалился.
— Надо хавчик добыть, — бормотнул он, засыпая. — Мало хавчика.
Глеб остался возле Инги, поближе к оружию. Вскрыл консервы, разрезал на кубики слежавшуюся массу перлового полуфабриката с редкими прожилками мяса и осторожно поел. Желудок наконец-то принял еду с благодарным урчанием.
Глеб немного расслабился, лениво впитывая окружающую тишину. Мертвую. Людей, с младенчества привыкших к живому шуму, Зона пугала тишиной склепа, из которого сбежали даже тараканы. Неживые звуки не могли разорвать этого безмолвия, тонули в нем.
Тишина…
Рамзес усилием воли прогнал сонливость и попытался думать. Плохо у него получалось думать, увы. К тому же мысли все время соскальзывали с вещей архиважных — с маршрута, с продуктов и воды, которых катастрофически мало, на Ингу. Это было приятно, но неправильно.
А правильным было бы тихо уйти к Оку. Чем, действительно, не вариант? Не тащить же девчонку на смерть, в самом деле. Знать бы наверняка, что она свернет на Стройбат.
Сталкер вздохнул. Не свернет…
Он склонился к Инге. Девушка тревожно дышала, не могла успокоиться даже во сне. Луна осветила ее лицо, сведенные брови, линию напряженных губ… Глеб вскочил и задрал голову.
Плотные тучи закрывали луну, но сталкер ее видел! И окрестности видел, окрашенные призрачным светом в серое.
Рамзес зажмурился, но все равно продолжал различать окружающее. Картинка не менялась, даже когда Глеб прятал лицо в сгибе локтя. Он почувствовал то, что раньше привычно игнорировал — всплески колкой боли пульсировали по всему телу; пучок неразличимых глазом волокон пуха уже прорвался в мозг и неотвратимо расползался.
— Хана тебе, сталкер, — услышал Рамзес, и не сразу понял, что сказал это сам.
Он сжал кулаками виски, и пульс суматошно забился под пальцами. Сталкер замычал, пытаясь справиться с накатившей паникой, за которой только безумие и пуля в рот или ножом от локтя до запястья. Сложилось все: Куприяновка, волна, пух, Капрал с удавкой. А мутация добила. Зона шаг за шагом добралась до его, Глеба, предела и проверяла его прочность. Рамзес упал на колени, ткнулся в землю лбом, готовый жрать ее, только бы сдержаться, не сорваться в крик.
Земля умерла. Глеб видел это сквозь опущенные веки, сквозь десятки сантиметров лишенного жизни грунта. Ни насекомых, ни червей, и даже корни засыхают, распадаются в прах.
Но земля и жила — чужой, незнакомой жизнью. Глеб различил в глубине крохотный росток чего-то белесого, и росток тоже почувствовал его, забеспокоился и рывком втянулся ниже.
Глеб всхлипнул и повалился набок. Он лежал в позе эмбриона, едва дыша, ожидая, пока истерика сменится предсказуемой апатией. А вместе с апатией, может быть, вернется темнота, привычная, хоть глаз выколи, темнота, которой Глеб уже и не чаял…
Сталкер пришел в себя, когда под ним завибрировал смарт. Рамзес отдышался, нашел угловатую коробку, на которую, оказывается, упал, и долго не принимал вызов.
Потому что — зачем?
«Потому что нужно! Есть такое слово…»
Глеб нажал кнопку приема.
— Рамзес, ты не передумал идти? — встревожился на той стороне Цент.
