– Потому он и не отомстил.
Она вдруг, ничего не говоря, пошла вверх по улице, все ускоряя шаг. Я смотрел в ее узкую спину, на черный плащ, слишком большой и слишком тяжелый для ее плеч. Мне хотелось ее остановить. Но я не знал, что сказать. Что я смогу отомстить за Кайла? Как доказать ей, что я сильный? Смешно… такое не доказывают словами. Да и зачем? Она же продала меня. Я никак не мог в это поверить, но, похоже, должен был. И все же я кинулся за ней. Догнал, ухватил за рукав плаща:
– Где Кролик? Ланс? Макс? Что с ними?
Она помолчала. Усмехнулась.
– Зачем мне отвечать?
– Они – мои друзья.
– Тогда поищи их там, где оставил…
– Дома у Макса?
Она не ответила, выдернула из моих пальцев рукав и ушла.
– Значит, так, – я вернулся за ограду к моим «бойцам». – У нас новая цель.
– Какая? – спросил Гарри, поднимаясь.
– Мы идем в замок.
На самом деле мы возвращались в нору Макса.
Кабан принес из какого-то разграбленного дома разорванную штору и завернул в нее тело убитой девушки. Жалкий саван стянули парой ремней: один снял с себя Гарри, второй – Кабан. Тело убитой оставили в маленьком садике. За несколько дней хаоса здесь наверняка скопятся десятки тел, а потом их всех разом отправят в крематорий, общий прах ссыплют в одну могилу: от тех, кого забирает хаос, не остается даже имен. Где-то точно так же погребены Леонардо и вся его команда. Только Граф вопреки обычаю похоронил Кайла в отдельной могиле и поставил памятник.
Однажды, уже после смерти Графа, я принес туда цветы.
Зачем? Ну не знаю… не так много в мире незнакомых людей, которые готовы за тебя заступиться – именно тогда, когда ты беззащитен, наг и уязвим.
«Кайл, двадцать седьмой граф Рейнвелл» – было выбито на камне.
* * *
Долгое время я считал своим учителем Леонардо. До тех пор пока не встретил Графа. И только тогда понял, что Леонардо не научил меня ровным счетом ничему. Ну, то есть от Леонардо я перенял ряд технических приемов. Что касается целей, то Леонардо твердил о власти – и только о ней.
В юности мы все жаждем действия – что-то крушить, ломать… Куда-то стремимся, подчас сами не зная куда. Мы редко действуем по своей воле и еще реже сами выбираем цель. Нами управляют заблуждения, Пелена закона и чужие указания, запечатанные в душу так глубоко, что мы их не осознаем. Заблуждения живут с нами годы и годы. Мы доживаем до седин – я, во всяком случае, уже наполовину сед – и по-прежнему жаждем крушить и ломать. Только страсть постепенно угасает, так и не обретя цели.
Граф открыл мне глаза – двумя-тремя фразами вырвал меня из омута заблуждений. Его теория синевы поразила меня и опрокинула все представления о мире. Я всегда считал, что синева пригодна лишь на то, чтобы создавать Пелену власти, – ну и еще на то, чтобы снабжать энергией машины и заводы. Граф просто сказал: «Из синевы можно сделать все что угодно. Все, чего жаждет твоя душа. Нужны силовые браслеты, баллон концентрата и кристалл». «И все?» – спросил я. «Еще ты должен знать, чего хочешь…» – «Этого как раз я и не знаю…» – признался я. «Мы все хотим одного и того же… – ответил граф. – Создать свой мир. И позвать в него других. Религия… искусство, политические системы. Все заняты только этим». – «И что же, я могу создать свой мир из синевы?» – «Конечно. Можно все. Просто нам не хватает смелости и решительности позволить себе это, а когда мы наконец обретаем их, время потеряно. Потому что все это возможно только в дни хаоса».
Как ученый Граф был удивительно талантлив. Не берусь сказать гений, но талант – это точно. Однако в жизни, в быту, он всегда казался мне поразительно наивным. При всем при том он своей наивности не стеснялся, и она никогда не выглядела глупостью. Помнится, при нашей третьей или четвертой встрече он спросил, женат ли я и есть ли у меня дети.
Я ответил, что нет.
– Почему? – Граф посмотрел на меня с укоризной. – Дети – это же так прекрасно.
Потом я заметил, что он всем своим знакомым задает этот вопрос. Он хотел, чтобы у всех людей были дети. Он любил повторять, что в восьмом или в десятом поколении все мы родственники друг другу, что на самом деле все мы братья и сестры. Чем больше я его узнавал, тем осознавал яснее, какую боль ему причинила гибель Кайла. Но при этом он хотел, чтобы другие приобрели то, что он утратил.
Однажды я спросил, что он сделает, когда Пелена падет.
Он посмотрел на меня – взгляд у него был немного наивный, детский – и сказал:
– Я вызову Пеленца на дуэль.
– Что? – Я опешил.
– Я умею стрелять и отлично фехтую. Я вызову его на дуэль. У меня есть шпага. Отец привез ее с острова Черепахи.
Дуэль… Я не помню, чтобы кто-то дрался на дуэли. Но в случае с Графом я понял – иную форму его месть принять не могла.
Граф ждал падения Пелены с нетерпением мальчишки. И вот его время настало, а Графа уже нет. Осталась только Ада. И я поймал себя на мысли, что все эти годы я смотрел на нее не только как на женщину, но и как на наследницу Графа.
Сейчас, когда она ушла (когда я попросту оттолкнул ее, непроходимый тупица), я наконец понял, что роль наследницы была для нее слишком тяжела. Она не смела предать память отца. И она была на все готова ради мести из чувства долга. Но, похоже, ей вряд ли удастся отомстить, даже если она откажется от всего на свете и продаст все, что можно продать, – даже собственную душу.
Кстати, о душе… Граф говорил как-то, что нельзя продавать свою душу, даже получив взамен целый мир. В ответ я тогда заметил, что нет ни одного свода законов, в котором было бы такое написано. Граф улыбнулся: «Это больше, чем закон».
Я тайком его фразу записал – в свой тайный кодекс законов. Ну, слямзил ненароком, бывает. Вы, конечно, помните, я говорил Мэй, что у меня нет свода законов. Так вот, я лгал. У меня был список на целый лист. Вот только… я сомневался, что существует в мире кристалл, способный поддержать такую Пелену. Помня о судьбе Кайла, среди прочих прекраснодушных установок, я внес в свой свод необходимость суда за свершенное в дни хаоса. Пелена не фиксировала эти преступления, и о них должны были свидетельствовать люди и сами назначать наказание. И вот теперь я сам, согласно моим же законам, должен быть арестован и осужден. Я убил стражей на мосту. Я убил охранников Пеленца – хаос воцарился в моей душе так же легко, как и в прочих. Я должен был это признать. И я признавал… Но вот что делать с этим признанием дальше – понятия не имел.
* * *
Дверь в дом Макса ломать не пришлось – она валялась на крыльце. Внутри царил жуткий хаос как частица всеобщего хаоса, охватившего Альбу Магну. Я протиснулся внутрь, опасаясь, что увижу мертвого Кролика, Ланса и…
Но тел не было. Грабители все перевернули вверх дном, повсюду валялись какие-то тряпки и осколки. Незваные гости расколотили зеркало, сломали кресла и кровать, но практически ничего не взяли. Единственное, что утащили, – это стереовид. Заметив исчезновение Максова «ящика», я согнулся в приступе конвульсивного хохота.
