На площади Ста Фонарей по-прежнему шел спектакль, как будто актерам не нужны были ни сон, ни отдых. При свете дня играли что-то новое и жутко авангардистское.
Ланс, услышав эту абракадабру, пришел в неописуемый восторг.
Я водрузил один из осколков призрака посередине площади, рядом поставил баллон с концентратом и открыл вентиль. Развел руки в сторону, и синева устремилась вверх. Получилось что-то вроде зонтика: ручка – струя, бьющая из титанового баллона, ну а верх – нечто тонкое, трепыхающееся, пока мало похожее на защитный купол. Выходило, творец Пелены из меня никакой. А я был уверен, что справлюсь. И ведь Кролик, который на самом деле еще та собака, даже пальцем не повел, чтобы подправить мой уродливый купол. А мог бы – он же сильный Лоцман.
– Что ты делаешь? – подскочила ко мне Полина.
– Создаю защитную Пелену. Срок ей три дня. Три дня вам хватит. Выйти из-под нее можно, войти – нельзя. Три дня поголодаете и поиграете на сцене… Ну а потом – молите богов синевы, чтобы у острова был новый закон.
– Но к нам не придут новые зрители! – возмутилась Полина.
– Извини, дорогая, но я не ведаю иного пути, чтобы тебя защитить!
– Не надо меня защищать! Я сама… – заверещала Полина.
– Заткнись, – сказала Ада. – Мы рискуем всем ради тебя. Так что умей принимать помощь не артачась.
Полина гневно сжала кулаки – вот-вот ринется в бой. Оказывается, моя фея еще и амазонка!
– Сколько продержится эта защита? – спросила Полина.
– Я же сказал: три дня… Надеюсь, за это время мы сможем установить настоящую Пелену в Двойной башне.
– Сними! – потребовала Полина.
– Ты с ума сошла. Два десятка головорезов подходят к площади.
Мои доводы она как будто не слышала. Я огляделся. Спектакль вдруг прекратился сам собой, люди сбились в кучу и испуганно оглядывались. Было отчего: то в одном, то в другом месте пространство как будто начинало рябить, дергаться, идти кругами – это снаружи пытались проломить мой уродский защитный купол.
– К нам никто не может войти… Никто больше не сможет посмотреть наш спектакль. Они хотят! Ты видишь – они хотят!
– Хотят, но совсем другого, – хмыкнул я.
– Сними Пелену! Или…
– Или что?
Она не ответила – просто развела руки в стороны, а затем свела их вместе. У нее был всего лишь один-единственный браслет, обязательный к ношению. Но при умелом ударе она разрушила бы псевдокристалл мгновенно. Потому как была талантливым природным Разрушителем. Не сумела. Вернее – не успела. Ада оказалась быстрее. Пусть на мгновение – но быстрее. В первый раз видел, как Разрушитель и Охранник работают почти что в контакте. Меня отшвырнуло в сторону, и я грохнулся спиной на мостовую. Меж браслетами Ады вспыхнули синие разряды. Полину всю окутало ослепительным гало, но она продолжала стоять несколько мгновений, а потом опустилась на мостовую.
Медленно-медленно, будто легла отдохнуть.
– Уходим! – повернулась ко мне Ада. – Твоя фальшивка дала трещину, защита вот-вот рухнет.
Макс подхватил Полину на плечо и первым рванул в сторону ведущего вверх к круговой магистрали переулку. Гарри и Кабан кинулись за ним. Потом сорвались остальные.
* * *
Мы мчались вверх по радиальной дороге.
Впрочем, глагол «мчались» не совсем подходит, чтобы описать наши передвижения. Мы совершали короткие перебежки от одной цепи до другой, от одной баррикады до другой, а потом героически преодолевали препятствия. Несколько раз в нас стреляли из окон. Один раз из винтовки – настоящей, без синьки, – дважды из арбалетов. С нами не было призрака синевы, так что нам досталось: пуля пробила полу моего плаща, один арбалетный болт ударил рядом с ногами Ады, второй – пробил Гарри плечо. Взвизгнула Миу – ее тоже задели. Гриф подхватил ее и удержал от падения. Я успел заметить, что дальше, впереди, у фундамента дома лежит человек. Лежит неподвижно, и вокруг растекается темная лужа.
Я стал дергать одну дверь за другой. Третья по счету оказалась распахнута. В городе хаоса таких дверей куда больше, чем может показаться. Сами понимаете: банда, разорив чье-то жилище, не запирает за собой дверей. Это был один из таких вот несчастных домов.
Мы ринулись внутрь. Дом оказался довольно большой, и повсюду всё было перевернуто вверх дном. Здесь не столько грабили, сколько крушили.
Хозяева столпились в одной из комнатушек.
Когда я заглянул внутрь, кто-то дико заверещал. Потом какая-то женщина поднялась и вытолкнула вперед девчонку лет пятнадцати. Я сначала ничего не понял.
– Ну же, скорее! – приказала женщина.
Девочка принялась спешно стаскивать с себя одежду. Я заметил у нее на шее явно проступающие синяки – верно, кто-то ее слегка придушил, прежде чем…
– Ты не думай, она не шлюха, – сказала хозяйка и, достав из кармана фартука грязный платок, принялась зачем-то тереть им синяк на шее девчонки. – У нее до сегодняшнего дня никого не было.
– А сколько было сегодня, успели сосчитать? – раздался из угла язвительный и одновременно дрожащий мужской голос.
Девочка дернулась и опустила голову. Я видел, как она стиснула кулаки – так, что побелели костяшки.
– Прекратить! – рявкнул я как можно более зверски. – Сидите тут тихо, ясно?
– Тебе нравятся женщины постарше?
Хозяйка тут же принялась разоблачаться. Ей было лет тридцать пять, и она была очень даже ничего.
– Не надо… – Я попятился.
– Любишь мальчиков? Боб!
– Мама, я же сказал… – послышался откуда-то скребущий хрипотцой голос подростка.
– Сюда, подонок! – завизжала женщина. – Иди, кому говорят! Или хочешь, чтобы нас всех убили?! Ну!..
Сбившиеся в кучу люди зашевелились, и от стены стали выталкивать вперед мальчишку лет четырнадцати.
– Скорее! – поторопила хозяйка.
– Заткнись! – это уже закричал я. – Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Кажется, я был готов убить ее в этот миг – за эту самую невозможную, неестественную покорность.
Она замерла, будто окаменела. Остальные тоже.
– Сидеть здесь и не рыпаться! – приказал я, с трудом овладев собой. – Первый этаж дома в вашем распоряжении. Мы уходим на второй этаж и на крышу… А сюда… сюда никто не войдет.
Я обошел дом, перешагивая через сломанную мебель и разорванную одежду, битую посуду. На стенах висели искромсанные ножами полотна. Почему-то вид изуродованных картин всегда выводил меня из себя: вспороть полотно – это как будто вспороть ножом живот женщине. В этот миг я ненавидел всех и вся, хаос как таковой, тех, кто творит насилие, и тех, кто не может, не пытается дать отпор.
Я заплел своими кружевами окна и дверь. Я спустился в подвал и там тоже запер и оплел своими нитями крошечные оконца. Вскоре синева затопит подвал, но прежде сюда не должны забраться люди.
