В таком состоянии можно до мяса расчесать кожу, увидеть кости и не понять, для чего нужны ногти на пальцах. Щель между большим и указательным пальцем получает название. С помощью телепатии вскипает чайник на плите. Обычные ромашки вдруг кажутся совершенными творениями, что отображают модель вселенной и тайну Кольца Всевластия.
А можно обнаружить давно и тщательно скрываемую способность летать, которую добрый волшебник оставил после посещения моей колыбели.
И, радостно завопив, выпрыгнуть из окна тысяча сто девяносто второго этажа. Развивая все большую скорость, радоваться своим невозможным возможностям, уж простите за каламбур. Но итог будет один. Банальная лужа фарша на земле.
Эффект парализующего луча станнера во много же напоминает действие наркотиков. То же ощущение бессилия над собственным телом, те же галлюцинации от слишком мощного выстрела…
Серая масса сначала проступила перед глазами проносящимся водопадом. Появилось страшное ощущение падения. Сердце в ужасе затрепетало, показалось, что сейчас со всего маху врежусь в землю.
Потом в серой массе обнаружились такие мелочи, что падение забылось. Глаза с тупым вниманием следили за малейшими трещинками в бетоне, крупинками песка и пыли. Медная монетка, застрявшая в половой щели, показалась таким же радостным наблюдением, как для ребенка вид падающей звезды. Потом взгляд вновь отвлекли.
Стало интересно наблюдать за смешными ботинками, что мелькают перед глазами. За игрой тени и гулкими звуками шагов.
И лишь после этого все элементы мозаики сложились воедино. Серая масса — это бетонный пол, смешные ботинки — армейские сапоги. Пришло осознание того, что мое неподвижное тело довольно бесцеремонно волокут по коридору, подхватив подмышки, вот откуда ощущение падения. Иногда не очень удачно вписываются в поворот, тогда слышится глухой удар тела об угол. Но боли нет.
Я попытался поднять нелепо болтающуюся голову, но шея отказалась повиноваться. Хотел грязно и картинно выругаться, но с отвращением и стыдом заметил ниточку слюны, что протянулась ото рта к полу.
Меня протащили по лестнице. При этом я пару раз стукнулся коленями о металлические ступени, но боль так и не появилась. Потом пол неожиданно прыгнул навстречу.
Обнимаясь лицом с пыльным цементом, я слышал, как над головой звенят ключи. Скрипуче открывается дверь, женские голоса негромко переговариваются. Словно мешок с картошкой, меня бесцеремонно подняли и зашвырнули в темное помещение. Чем-то металлическим долго гремели, задрав мои руки к потолку. Потом я услышал короткие язвительные смешки, и две женские фигуры вышли из помещения. Дверь захлопнулась, и наступила тишина.
Чувства возвращались мучительно медленно. Похоже, что стрелявший поставил станнер на полную мощность. Хорошо, что я еще жив остался. Говорят, у некоторых людей от полной дозы парализатора останавливалось сердце.
Я застонал и попытался выпрямиться.
Получилось, хоть и с трудом, но я сел. Провел ладонью по лицу. Поморщился, когда палец вдруг стал мокрым, и я понял, что попал в глаз. Чувствительность все еще не вернулась. Все тело наполнено ватой, словно дешевая китайская игрушка. Отвратительное ощущение.
Неожиданно в комнате вспыхнул свет. После кромешной темноты он показался настолько ярким, что боль обожгла глаза.
Я застонал, пытаясь прикрыть глаза рукой, но свет лился сквозь пальцы. Подсвечивал кожу розовым, кости грязно серым.
Послышался неясный шум, скрежет ключей в замке и скрип открываемой двери. Потом аккуратные, но уверенные шаги. Дружелюбный голос участливо спросил:
— Уже пришел в себя?
Я оторвал руки от лица. С удивлением увидел мокрые от слез ладони. Да уж, у меня сейчас видок не хуже, чем у алкоголика после месячного запоя. Глаза слезятся так, словно в лицо бросили пригоршню песка.
Комната, в которой я очутился, оказалась карцером. Так условно именовали маленькую вентиляционную каморку на нижнем этаже. Сюда сажали наиболее крикливых и бесноватых фанатиков, когда подавляли бунт. Небольшая комната, три на три метра, больше всего подходила к таким целям. Толстая железная дверь почти не пропускает звуков и надежно удерживает заключенного. Изнутри дверь не открыть и не выбить. Наверное, выдержит даже гранатометный выстрел. Прохладное помещение с постоянными сквозняками от толстых чугунных решеток в потолке быстро остужает самые горячие головы. Температура здесь не многим выше, чем на поверхности. И еще толстый слой отвратительной мелкой пыли, что мгновенно забивает горло и ноздри.
Я попытался встать, но в кистях больно стрельнуло. Оказалось, руки прикованы ржавой цепью к чугунной трубе на стене. Черт! Сами же приваривали ее, когда самых буйных фанатиков сажали!
— Нездоровится, хантер? — сочувственно и ласково спросила Веселкова. Потом покосилась на цепь и добавила: — Ты лучше не особо дергайся, а то ненароком покалечишься. Хотя, что я тебе рассказываю. Ты же у нас великий и гордый хантер! Сам все знаешь.
Сарказм и ехидный тон Хранительницы не очень-то и обидел, но я прохрипел, больше для того, чтобы поддержать разговор:
— Сволочь ты, Хранительница.
Горло подчинялось с трудом, а потому некоторые буквы произносились исковеркано и вообще глотались. Впрочем, Хранительница меня поняла.
Веселкова довольно хмыкнула, словно играла в тематической пьесе «я и мой непокорный раб». Мне стало стыдно, что все-таки не выдержал и выругался. Что-то было в этом из банального боевика, в котором с первых минут становиться все предельно ясно и понятно. Тем более что сейчас я явно играл по правилам врага, а это Арине и надо.
Хранительница, во всегдашнем кожаном убранстве, обернулась и поманила кого-то рукой:
— Танюша, иди к нам.
Я поморщился от появившегося во рту едкого, порошкового привкуса. Действие станнера трудно назвать приятным, хотя я слышал, что есть даже такие странные наркоманы, что специально палят в себя. Кайф получают, хотя и крышу сносит очень быстро.
В сложившейся ситуации только одно обстоятельство меня радовало. Обычно под воздействием парализатора на максимальной мощности мочевой пузырь непроизвольно опорожняется. Со мной этого не случилось, хотя вряд ли стоит этим гордиться. Скорее всего, можно просто порадоваться, что не доставил Веселковой лишний повод позлорадствовать. Впрочем, Хранительница не выглядела злорадствующим врагом. Больше похожа на сочувствующего и симпатизирующего милиционера, что не хочет задерживать мелкого хулигана, но обязан подчиниться долгу. Знаем мы такие штучки! Добрый полицейский ждет чистосердечного признания и унизительных просьб об освобождении. Фиг тебе!
А вот и злой полицейский!
В карцер, с глумливой торжествующей улыбкой и игриво покачивая бедрами, вошла подружка Старшей Хранительницы. Та, что ублажала Арину под одеялом и посылала мне ненавистные взгляды. Блин! Прямо заговор какой-то!
Танюша, не стирая глумливую улыбку из уголков рта, некоторое время созерцала картину «Хантер прикованный». Потом слащаво и напыщенно произнесла, явно репетируя фразу в коридоре:
