И тогда случилось неизбежное. Он поскользнулся и тяжело шлепнулся в траву.
Ему стало больно, мокро и стыдно. Свалился, как зеленый новичок!
Прямо перед глазами он увидел маленького паучка, застывшего на кружеве паутины. Увидел, как легчайшее дуновение колышет высохший трупик червяка. Раздувшуюся пиявку на правом запястье — так близко, что мог бы пересчитать все пупырышки на ее блестящем тельце. Сухую былинку почти под самым носом. По былинке целеустремленно ползло нечто, напоминавшее палец, поросший оранжевым ворсистым мехом.
Он шевельнул рукой и отодвинул былинку стволом карабина.
Вспыхнуло ослепительное солнце. Долю секунды — пока кожа не сгорела до костей, — Брук чувствовал боль. Затем мир закружился и погрузился во тьму.
Шар огня еще не опал, когда сдетонировали заряды в поясном подсумке и пепел Брука разметало по окрестностям. Во все стороны брызнул дождь поражающих элементов.
Потом пламя опало, оставив после себя лишь чадные огоньки на почерневших, обугленных стволах.
Еще несколько секунд объятый огнем пулеметчик катался по земле живым факелом. Потом затих и он.
В небольшой воронке в центре закопченного круга пузырилась, остывая, расплавленная почва.
Брук дернулся от жгучего запаха и открыл глаза.
— Очнулся, герой? — услышал он голос сержанта Санина.
Брук недоуменно посмотрел на узкое худощавое лицо, на высокий лоб с большими залысинами, еще не до конца понимая, где очутился и кто с ним говорит. Жуткое и совершенно непередаваемое ощущение — быть «убитым». Его одежда была насквозь мокрой от пота. На столе лежал шлем из блестящей металлической сетки.
Сержант закрыл аптечку.
— Да уж. Если с первого раза не вышло — парашютный десант не для вас.
Брук огляделся. Помещение было набито десятками лысых парней с глядящими в пустоту глазами. Лица многих блестели от пота. Некоторые шевелили губами. Кое-кто даже блаженно улыбался.
Он заметил также, как старший сержант и капитан Твид приводят в чувство высокого парня из крайнего ряда. Ему давали нюхать пузырек с нашатырем. Легонько хлопали по щекам. Голова парня безвольно болталась на жилистой шее. С его губ свисала ниточка слюны.
Наконец парень дернулся и открыл глаза. Взгляд его встретился со взглядом Брука. В глазах солдата мелькнуло узнавание.
— Сволочь! — воскликнул он с ненавистью. — Я же тебе говорил — держи дистанцию! Держи дистанцию!
Брук отвернулся. Истерика какого-то горожанина его не интересовала. Подумаешь, сгорел в симуляторе! Да разве это боль? Вот когда он впервые «погиб» в школе выживания, это было действительно больно. Красные термиты жрали его живьем не меньше десяти минут, а он, парализованный змеиным укусом, не мог ни зажмуриться, ни даже закрыть рта.
— Скажите, сержант, а что такое патрулирование у воды? — хрипло спросил он. Почему-то этот вопрос не давал ему покоя.
Санин посмотрел на него с жалостью.
— Сукин сын! — бесновался парень из крайнего ряда. — Убью!
Старший сержант прижал к его шее жало инъектора. Парень дернулся и умолк. Через некоторое время его глаза остекленели и закрылись. Он спал.
Должно быть, симулятор здорово действовал на мозги — с Бруком происходило что-то странное. При виде Вирона он вдруг ощутил смутное беспокойство. Даже не беспокойство — он вдруг почувствовал, что ему хорошо знакомы и красная рожа старшего сержанта, и пижонское кольцо на его пальце, которое Вирон то и дело принимался любовно полировать кусочком замши.
— Слишком стар для рок-н-ролла и слишком молод, чтобы умереть, — пробормотал Брук. Эта бессмыслица сорвалась с его губ словно бы сама по себе.
Вирон повернулся к нему так быстро, словно его ударили.
— Что ты сказал, солдат?
— Я только спросил про метод патрулирования у воды.
— Нет, не это. Про рок-н-ролл.
Брук смутился.
— Извините, сержант. Сам не знаю, как вырвалось. Прицепилось где-то.
Вирон смерил его подозрительным взглядом.
— Ты никогда не был на Фарадже?
При слове «Фарадж» Брук ощутил болезненный укол.
— Нет, — ответил он. — Я родом с Мероа.
Старший сержант бросил быстрый взгляд на Санина, кивнул и отвернулся. Однако странное дело — Бруку показалось, будто во взгляде Вирона мелькнул страх.
* * *
Порой память как коробка, набитая старой одеждой. Достаешь и примеряешь, какая рубаха впору, какая нет. Те, что не подошли — вновь запихиваешь в коробку. Заталкиваешь на самое дно все, что вызывает жгучее чувство вины.
Свой шрам на челюсти старший сержант получил во время ночной стычки — той самой, в которой перебили весь его взвод. Но ни одной живой душе не было известно, при каких обстоятельствах выжил сам Вирон, бывший в ту пору на год моложе.
Тот день выдался жарким. Поросшая лесом долина на одном из островов архипелага Симанго протянулась от горизонта до горизонта, и отражения в многочисленных ручьях и озерцах сверкали ярче солнца. По извилистой лесной тропке пробирался пехотный взвод под командой лейтенанта Воронова. До деревни, в которой они собирались остановиться на ночь, оставалось всего ничего, и в предвкушении скорого привала измученные солдаты невольно ускоряли шаг, отчего на спусках и у ручьев колонна сбивалась в кучу-малу. Потом сержанты сиплыми окриками восстанавливали дисциплину, и цепочка потных, увешанных оружием людей вновь растягивалась между деревьев, то исчезая, то вновь появляясь из зарослей, словно диковинная пятнистая многоножка. Так они шли, пока не наступил вечер, и тогда великолепный закат, залив полнеба золотом, на время затмил своей мрачной красотой усталость и страх неизвестности.
Весь день Вирон (тогда он еще был простым сержантом), не щадя себя, командовал своим отделением. Он позволил себе расслабиться только после того, как взвод расположился на ночлег в пустом амбаре на краю деревни, предварительно взяв ее в кольцо и обыскав дома на предмет наличия оружия. К тому времени, как они закончили проверку документов у жителей и выставили часовых, уже стояла глубокая ночь, и чужие звезды сияли в прорехах облаков, словно алмазная пыль.
После целого дня во влажном аду джунглей лежать в сухом месте под крышей было чрезвычайно приятно. Темноту пронзали лучики карманных фонариков; золотистые пылинки плясали в полосах света там, где бойцы, тихо переговариваясь, склонялись над банками с сухим пайком. Кто-то уже храпел. Доносились и другие звуки. Бряцанье крышечки от фляги. Затвор разбираемого карабина. Мяуканье котенка.
Устроившись на охапке соломы в углу амбара, Вирон закинул руки за голову и предался сладким грезам о чудесах, про которые частенько болтали отпускники, — например, о том, как изнывающие от скуки жены местных воротил обожают побаловаться с солдатами, которые только-только вернулись из дальнего патруля.
