Твид страдальчески сморщился.
— Ну что еще, Адамс?
— Я про эту гранату… — Брук мял в руках свое кепи. — Хочу, чтобы вы знали. Я не хотел вас подвести. Честное слово. Я хотел, как лучше.
Твид в раздражении махнул рукой.
— Свободен, рядовой.
* * *
В палатке было не продохнуть: перед самым отбоем Санин согнал туда все отделение. Жалсанов и Кратет, Микадзе и Сэм Глазер. Последний, темноглазый замкнутый парень, был тем самым вегетарианцем, вынужденным давиться плотью несчастных животных.
— Всем писать письма! — скомандовал Санин. — Это приказ. Мамочки должны знать, что их сынки живы-здоровы.
Он бросил на колени Гору армейский компьютер — небольшую, размером меньше ладони, пластинку сверхпрочного металла, способную пережить любой катаклизм, кроме, пожалуй, взрыва корабельного реактора.
— Пишите по очереди, — сказал сержант. — Просто приложите палец — на каждого уже заведен индивидуальный файл.
И после небольшой паузы добавил:
— Да, вот еще что. Никакой самодеятельности. Там есть формы на любой случай. Для матери, для отца, для девчонки — для всех. Ничего выдумывать не нужно — цензура лишнего не пропустит. Просто заполните в шаблоне нужные строки. Всякие там «целую» да «всегда ваш».
— А текст? — спросил Гор.
— А что текст?
— Ну, текст как же?
— Там и текст есть. Я же говорю — все, что нужно. «У меня много новых друзей, я здоров, кормят хорошо». Больше вам и не надо.
Когда сержант ушел, Гор нацепил на глаза рамку проектора и принялся тыкать пальцем по виртуальным клавишам, отчего стал похож на оживленно болтающего глухонемого.
— Эй, ты голосом давай! — возмутился Микадзе. — Ты так до утра ковыряться будешь!
— Разбежался, — не поворачиваясь, буркнул Гор.
— Кому хоть пишешь?
— Друзьям, в колледж.
В ожидании очереди новобранцы расселись на койках и расстегнули комбинезоны. Брук прилег на бок, касаясь спиной брезента, чувствуя коленями костлявый зад сидевшего рядом Жалсанова и вдыхая уже ставший привычным солдатский запах.
Парни коротали время, в который раз пересказывая приключение с засадой, в которую они попали во время отработки виртуальной вводной. Здесь, в полутьме палатки, где в скудном свете лица были едва различимы, эти нехитрые истории звучали совершенно по-новому и вполне заслуживали того, чтобы быть рассказанными еще раз. И их охотно слушали, заново переживая отголоски адреналинового шторма. В этом не было ничего удивительного, ибо давно подмечено: в жизни не важно, насколько быстро ты бегаешь или как хорошо дерешься; в жизни важно, насколько хорошо ты хвастаешься.
Легкость, с какой они усвоили многочисленные военные премудрости, сыграла с новобранцами дурную шутку. Сидя в сухой палатке, они чувствовали себя сильными и опытными. В конце концов, думали они, отстреливать партизан и террористов значительно легче, чем воевать на настоящей войне. Опасность все еще представлялась им достаточно далекой, лишенной реальности, и хотя многие уже могли похвастаться полученными в симуляторе ранениями, это не пугало их, а наоборот, наполняло какой-то несокрушимой уверенностью, словно все они не единожды побывали в настоящем деле.
— Тут я как дам по зеленке! — захлебываясь, рассказывал Бан Мун. Руки его при этом сложились в узнаваемый жест — как будто держали карабин в положении «от бедра». — Аж брызги полетели!
— Боевыми? — уточнил Людвиг.
— Не, шоковыми. Тут они из кустов ка-а-к повалят. По земле катаются, верещат, будто танком переехало…
— А меня осколком зацепило, — поделился Людвиг. — Ткнуло тихонько так, будто пальцем. Смотрю и никак понять не могу — чего рука-то не слушается? А в глазах мурашки. А тут санитар — хлоп — и вкатил мне обезболивающего.
— Интересно, а что чувствуешь на самом деле? — спросил Пан. — Когда по-настоящему?
Гор перестал жестикулировать и уставил на Пана незрячие глаза.
— Да то же самое и чувствуешь, — сказал он. — На то он и симулятор.
Брук подумал — наверное, это хорошо, что не надо ничего выдумывать. Эти шаблоны на все случаи жизни здорово все упрощали. Он представления не имел, о чем писать Марине. В голове у него все перемешалось — джунгли, мины, сержантские вопли. Кроме того, он никак не мог отделаться от мыслей о той девушке, которую он по глупости припечатал к полу.
И надо же было так оконфузиться!
Брук жалел, что так мало знает о Луакари. Он надеялся, что по меркам местной культуры его поведение не будет расценено как несмываемое оскорбление. Что означала ее улыбка? Может, это была нервная реакция на неожиданность? А может, презрение к недотепе? Разница в культурах могла быть такой большой, что поведение девушки можно было расценивать как угодно — от приглашения встретиться до пожелания утопиться в вонючем болоте.
И все-таки она ему улыбнулась! Машинально он поднес ладонь к носу, словно надеясь уловить запах ее духов. Поморщился и вытер руку о штаны — никаких духов не осталось и в помине, ладонь пахла едким казенным мылом.
Сладостное томление пробуждало вполне объяснимое чувство неудобства где-то пониже живота. Все дело в том, что Брук, дожив до восемнадцати лет, еще никогда не был с женщиной. Если, конечно, не считать случая, когда он тайно посетил одно заведение в сомнительном районе, с кабинками «виртуального расслабления» в задней комнате.
Бармен, являвший собой нечто среднее между отставным бандитом и добрым всепонимающим дядюшкой, сделал тогда вид, будто тусклое освещение не позволяет ему разглядеть юного возраста клиента. Брук мало что помнил из тех восхитительных ощущений, что подарила ему придуманная компьютером девушка с карими миндалевидными глазами. Он был слишком ошарашен. Главное, что запомнилось ему в тот вечер, это чувство, будто все присутствующие в баре смотрят только на него. Ему казалось, все догадываются, зачем он здесь появился, и он изо всех сил изображал подвыпившего парня, который возвращается из туалета, расположенного в той же части заведения.
Еще он слышал от своих, как ему казалось, более опытных одноклассников, что виртуальные партнерши — это для извращенцев и что секс с обручем транслятора на голове ни идет ни в какое сравнение с тем, что испытываешь с настоящей женщиной. Поэтому он воздержался от дальнейших попыток обучения таким способом, тем более что подобные занятия оказались не только постыдными, но и довольно затратными.
Короче говоря, он страстно желал близости с женщиной и надеялся, что его новый статус солдата каким-то образом поможет в осуществлении этого желания.
Пан словно подслушал его мысли.
— А лихо наш фермер бабенку-то завалил! Твида чуть кондратий не хватил.
— Говорят, он к ней… того, — усмехнулся Бан Мун. — Неровно дышит.
