— Откуда знаешь?
— Сержанты трепались.
— Да, штучка что надо, — сказал Пан. — Одни амортизаторы чего стоят. Во-о-от такие! — Он развел руками в воздухе, изображая соблазнительные полусферы.
— Таких не бывает! — усомнился Бан Мун. — Это же не корова.
— Что такое корова? — спросил Глазер.
— Животное такое. С большими сиськами.
— Сам ты животное! — обиделся Глазер, вера которого осуждала потребительское отношение к живой природе. — Нашел с чем сравнивать!
— Ну, тогда такие, — снова встрял Пан.
— Тоже неплохо, — поддержали знатоки.
— Ну, и как она на ощупь? — спросил Людвиг тоном опытного развратника.
Все уставились на Брука, словно похотливые обезьяны. Но он по-прежнему молчал, уткнувшись лицом в подушку.
— Ну, не тяни, фермер! — потеребил его Жалсанов. — На что похожа?
Брук пожал плечами.
— Девчонка как девчонка, — глухо произнес он. Он надеялся, что свет тусклой лампы скроет его горящие уши.
— А она-то, она-то: «Он не знал, что граната ненастоящая», — передразнил Бан Мун.
— Везет же некоторым! — поддел Людвиг. — Вон как разулыбалась.
— Ах, ах, он меня спас… — кривлялся Бан Мун.
— Ну хватит! — разозлился Брук. — Чего непонятно-то? Случайно вышло. Рефлексы подвели.
— Ясное дело, рефлексы, — согласился Пан. — Бряк бабу об пол и ну щупать. Рефлекторно. А с виду тихоня. — Он подтолкнул грустного Глазера. — А мы-то дураки — мордой в землю! — И он заразительно рассмеялся.
Даже Кратет, который не понял и десятой части сказанного, растянул губы в неуверенной улыбке.
— Идиоты! — сказал вдруг Гор. Никто не заметил, как он снял с головы рамку проектора. — При чем тут баба? Этот придурок на гранату бросился!
— А тебе завидно? — поддел Пан. — Сам-то, поди, в штаны наложил?
Гор резко повернулся к нему всем телом. Кровать жалобно скрипнула под весом его туши.
— Прочисть толчок, гармошка! Чему тут завидовать? — Он посмотрел на Брука и презрительно усмехнулся: — Фермер, фермер. Треп один.
Брук почувствовал, будто лицо обдало кипятком. Он сжал кулаки.
И вдруг — бабах! Небо раскололось.
* * *
При первых звуках огневого налета новобранцы слетели с коек и выбежали из палатки. Многолетний инстинкт предупредил их об опасности — еще никто не понял, в чем дело, но все были уверены: надо действовать. Не было ни паники, ни суеты; солдаты целеустремленно мчались к укрытиям. Ничего в них больше не напоминало вчерашних разболтанных мальчишек: сумасшедшее напряжение согнуло спины, лица застывшие, безжизненные — так необычайно сильны впечатления, полученные задолго до того, как разум смог на них отреагировать. Проснулась чужая память; выползли на свет месяцы чьих-то изнурительных тренировок, грязи, ужаса потерь и боли — короче, того, что принято называть боевым опытом.
Они ссыпались в ближайшую траншею, уселись на корточки и стали ждать. Их глаза, обращенные к небу, были пусты. Долгие месяцы чужой войны притупили их чувства, и когда не нужно было защищаться, они привычно пребывали в состоянии тупого равнодушия. В отсветах небесного огня их бледные лица казались лицами призраков.
Земля тряслась, после каждого огненного росчерка в бетонную траншею со стуком сыпались камушки.
Брук выскочил вслед за всеми. Он ничего не почувствовал, никакого чужого опыта, никакого намека на то, как действовать, только страх оттого, что не может определить источник опасности.
— Кто-нибудь знает, что происходит? — допытывался он. Без оружия он чувствовал себя, как червяк перед надвигающимся катком.
Ему никто не отвечал. Рядом тяжело сопел голый по пояс Гор. С другой стороны прижался к бетону Кратет. Из одежды на нем были только носки.
— Это… это… — бормотал Кратет, мучительно пытаясь собрать в кучу ускользающие слова и мысли. Но без верного электронного ассистента попытки его были обречены на провал.
— Отставить, салаги! — крикнул Санин из своей палатки, и слова его были — как близкий разрыв фугаса. — Это же беспокоящий огонь!
Лица разгладились, движения стали бесцельными и неуверенными. Беспокоящий огонь? Не веря себе, они смотрели друг на друга. Неужели не в нас? Людвиг выбрался из траншеи, недоверчиво уставился в полыхающее молниями небо. Никакой опасности? У Бан Муна такие глаза, точно его обманули. Кратет распрямился и что-то яростно крикнул на незнакомом языке. Точно не в нас?
Неожиданно все успокоились: теперь новобранцы были даже рады этим жутким звукам. Они столпились вокруг сержанта и завороженно наблюдали, как над деревьями вспыхивают багровые зарницы.
— Артиллерия Альянса, — пояснил сержант. — Огонь на воспрещение.
Лагерь был похож на разворошенный термитник. Повсюду из траншей и блиндажей, растерянно озираясь, выбирались полуголые солдаты. Те, кто очнулся, разевали рты в попытке перекричать грохот. Обрывки слов сливались в неразборчивое кваканье. В полумраке неясно светились личные номера на руках.
— Что со мной было, Длинный? — спросил потрясенный Пан.
— Твоя страховка, идиот, — прокричал в ответ Людвиг.
Поскрипывая резиновыми гусеницами, между рядами колючих спиралей прополз механический часовой. В свете прожектора тускло блеснули спаренные стволы.
Пан неожиданно пришел в неистовство. Он поднял руки к лицу, внимательно вгляделся в свои ладони, будто увидел их впервые, а потом расхохотался.
— Вставило! Наконец-то! — давясь смехом, выкрикивал он. — Я машина смерти! Машина смерти! Это было круто! Круто! Круто!
Он развернулся и ткнул пальцем в удаляющегося часового.
— Модель «Два-эл»! — звонко выкрикнул он. — Вес четыреста килограмм, сменный оружейный контейнер, пятьсот зарядов в барабанном картридже!
Его торжествующий взгляд остановился на сержанте.
— Боевая форма одежды для умеренных и жарких погодных условий, комбинезон повседневно-боевой, класс «С», ткань из гликопротеидных нановолокон!
— Ну, ну, хватит, — проворчал Санин. — Отбой.
— А письма, сержант? — спросил Гор. По его бледному рыхлому телу, изукрашенному татуировками, плясали тени от небесных зарниц. Лицо его блестело от пота.
— Кто не успел — тот опоздал. Завтра допишешь.
— Бронетранспортер плавающий М-213 «Бульдог»! Боевая масса пятнадцать тонн, кевларовое усиление башни и боевого отсека, скорость по шоссе…
— Я сказал — отбой!
Шаркая ногами, как старики, новобранцы побрели спать.
В палатке Пан все никак не мог успокоиться.
— Нет, это ж надо! Вот вставило, так вставило!
