Через несколько мгновений прижатый к земле патруль выдал все, что у него было, в сторону неизвестного противника. Очереди прошили дым. С деревьев посыпались сбитые пулями листья. Гранаты унеслись во тьму и разорвались на полосе безопасности. Пули патрульных на излете перелетали через проволочные заграждения и горячими шмелями шлепались на головы обезумевших новобранцев, с криками и руганью прокладывавших дорогу к спасительным укрытиям.
Механические часовые, с восторгом встречавшие любую возможность поупражняться в стрельбе, ответили дружным залпом из гранатометов. Реактивные снаряды прочертили дуги над горящей травой и, пролетев сквозь исхлестанные пулями заросли, начали рваться среди деревьев. Завопили раненые, попавшие под дождь поражающих элементов, удивленно вскрикнул и затих рядовой первого класса Громовой, на руки которого попали капли парализующего аэрозоля, а старшина Крот, который понял, что его патруль столкнулся с превосходящими и хорошо вооруженными силами противника, закричал в коммуникатор:
— База, я Кречет! По нам бьют из тяжелого оружия! Нас прижали! Запрашиваю огневую поддержку!
Но он кричал в никуда — связь с лагерем уже прервалась. Случилось это из-за того, что отчаянно ругавшийся помощник дежурного, в темноте шаривший руками по пульту, чтобы включить дежурное освещение и систему лазерной защиты от низкоскоростных снарядов, случайно зацепил рукавом тумблер отключения питания узла связи. Когда через пару минут сержант обнаружил свою оплошность, было уже поздно — в спину одного из часовых на вышке с восточной стороны ткнулся горячий и уже совершенно безвредный кусочек металла. С воплем идущего на смерть гладиатора часовой развернул свою турель, чтобы лицом к лицу встретить проникших через периметр врагов. Неизвестно по какой причине — то ли от страха, то ли в азарте боя, необстрелянный солдат не снял палец с гашетки спаренной пулеметной установки, тем самым обрушив ливень свинца на собственные позиции.
Пулеметный ветер пронесся над головами разбегавшихся во все стороны новобранцев, за долю секунды превратил антенное хозяйство в клубок перепутанных проводов, перебил антенную мачту и в довершение ко всему навылет прошил несколько палаток хозяйственного взвода, в одной из которых спал мертвецки пьяный капрал Краснов.
* * *
Когда началась стрельба, капрал, умиротворенный, как монахиня после воскресной проповеди, громко храпел на своей койке. После принятых перед сном четырех кружек крепкого пива ему было глубоко плевать и на вой сирен, и на ругань соседей по палатке, которые, наскоро похватав одежду, выскочили наружу, чтобы занять места согласно боевому расписанию. Но после того, как пули с треском разворотили тумбочку у изголовья его кровати, Краснов открыл мутные глаза и зашевелил ноздрями, точно лесная собака, вынюхивающая добычу. Сквозь прорехи, проделанные крупнокалиберными пулями, в палатку заглядывали любопытные звезды. Над головой, распространяя удушливый чад сгоревших портянок, тлели лохмотья полога.
Понимание происходящего мгновенно всколыхнуло напластования страха, скопившиеся в душе за одиннадцать месяцев службы на передовой. Капрал пришел в себя и резко сел. В уши ворвался грохот пулеметного огня, похожий на стук колес сотни скоростных поездов. Краснов вскочил, словно подброшенный пружиной, сунул ноги в ботинки и, как был голый, кинулся к выходу.
— Черт, черт, черт! — пьяно бормотал он на бегу. — Почему это дерьмо случается именно со мной! Каких-то семь недель до дембеля!
Однако через минуту он вернулся, упал на колени, сунул руку под матрац и достал припрятанную упаковку, битком набитую ампулами в металлической упаковке. Трясущейся рукой он приложил к бедру жало инъектора и в три приема вкатил себе слоновью дозу боевого стимулятора.
Некоторое время капрал продолжал сидеть на полу и со страхом прислушиваться к стрельбе. Иногда он вздрагивал от особенно сильных звуков. Пот лился с него ручьями. Поднятые к небу глаза без зрачков отражали мутное сияние звезд. Потом он дернулся, вскочил, визгливо прокричал: «Груман, я иду!» — и выпрыгнул из палатки.
Когда капрал, низко пригнувшись и перепрыгивая от одного укрытия к другому, добрался до оружейной, это был уже совсем другой человек. Должно быть, грохочущие повсюду выстрелы, ударная доза допинга и сюрреалистическая картина неба, изрисованного следами реактивных снарядов и вспышками осветительных ракет, окончательно сломали барьеры цивилизации, выпустив на волю инстинкты кровожадного дикаря, которые до той поры мирно дремали в темных закоулках сознания Краснова. Сейчас это был отнюдь не тот дружелюбно настроенный паренек, готовый отдать товарищу последнюю рубашку, и даже не тот усталый ветеран, единственной целью которого было желание как можно скорее напиться и уснуть, чтобы скоротать еще один день в этой ненавистной стране. Сейчас это было совершенно иное существо, с полосами грязи на физиономии, наспех нанесенными в целях маскировки, кровожадный зверюга с оскаленными зубами, в воспаленном мозгу которого все перемешалось — выстрелы, лязг железа, крики команд, стоны раненых; механические часовые виделись ему чем-то вроде ночных охотников, разбегающиеся новобранцы — злобными тварями из джунглей, и даже в вышках на периметре ему мерещилась смутная опасность.
Пару раз его едва не подстрелили его же товарищи, принявшие голое существо за проникшего через ограждение диверсанта, и только неимоверная скорость, с которой Краснов петлял между палатками, не дала ему пасть жертвой дружественного огня. Но эта же скорость привлекла внимание пулеметчика с караульной вышки, краем глаза увидевшего бледное стремительное нечто, прыжками устремившееся к центру лагеря. Недолго думая, солдат повернул турель и выпустил вслед неизвестному противнику длинную очередь, которая ничуть не повредила успевшему укрыться за мешочной стеной Краснову, но зато прошила тонкие стены узла связи и в брызги разнесла только-только включившуюся аппаратуру. Посыпались искры, повалил дым, следом с грохотом взорвался пробитый баллон системы пожаротушения, наполнив тесный барак непроницаемым морозным туманом, дежурная смена бросилась врассыпную, и центральный узел связи окончательно перестал существовать как боевая единица.
Тем временем Краснов ласточкой юркнул в полуоткрытые двери оружейной. Бронированные створки за его спиной загудели от ударов пуль.
«Ну уж нет, — пробормотал капрал с кровожадной улыбкой, увидев которую, побледнел бы и самый закоренелый маньяк, — так легко вам меня не взять!»
Он оттолкнул бледного от страха андроида-оружейника, который протягивал ему подсумки с боеприпасами, пулей промчался вдоль пирамид и, тяжело дыша, остановился у шкафа, где хранилось его личное оружие — устрашающих размеров дробовик, снабженный подствольным огнеметом.
Над пирамидой помаргивал зеленый индикатор: тактический компьютер уже разблокировал замки, поэтому все, что оставалось сделать для получения оружия — это пройти персональную идентификацию. Краснов приложил ладонь к сенсорной панели, выдохнул в окошечко анализатора ДНК адскую смесь, клокотавшую у него в груди, затем распахнул дверцу и сдернул с крючка тяжеленную сбрую с нагрудным патронташем. Набросив ее поверх голого тела, он подхватил дробовик, приладил к нему баллон с зажигательной смесью и с диким воем вырвавшегося на волю демона выбежал прочь в поисках неосторожных жертв.
