– Хорошая вещь, – одобрительно отозвался посетитель напоследок.
Родриго проводил его до дверей.
– Буду ждать вас, сеньор Вортес. Непременно заходите.
Оставшись один, Родриго схватил небрежно брошенные бумажки. Он испытал острое разочарование – всего каких-то триста реалов, просто две сотни оказались в мелких купюрах. «Это не залог, а насмешка какая-то», – сказал он себе: гарнитур стоил больше пятнадцати тысяч.
Звонок отвлек его – вызывали из участка охраны.
– У вас все в порядке? – не здороваясь, поинтересовался розовощекий полицейский.
– В полном. А что случилось?
– Камеры наблюдения начали гнать какую-то муть. Сейчас, правда, передача восстановилась. Значит, все нормально?
– Я же сказал – да! – раздраженно произнес Родриго. Дурацкие, ничего не стоящие цветные бумажки в руке выводили его из себя. Он недоумевал: что это на него нашло, откуда вдруг взялась эта странная робость?
– Мы пришлем вам техника. Быть может, завтра.
– Почему завтра? До завтра меня могут сто раз ограбить! – возмутился Родриго. Устало опустившись на злополучную кровать, он задал себе риторический вопрос: – И за что я вам плачу, бездельники?
Мелькание полуобнаженных танцовщиц в голокубе сменилось изображением человека с мрачным взглядом.
– Управление полиции сообщает. За нападение на сотрудника полиции разыскивается… – произнес голос за кадром.
С экрана на него смотрело странно знакомое лицо.
– Возраст… плечи… вознаграждение…
Родриго смотрел на экран, нахмурив брови. Удивительные фокусы вздумала выкидывать его память. Столкнувшись с этаким громилой, он непременно бы его запомнил. Такой страшный шрам… Нет, должно быть, показалось.
Под потолком что-то прошелестело. Крупное насекомое зависло в воздухе, его черные глазки шевелились. Стрекоза? Откуда? Только этого не хватало! Колокольчик вновь пропел мелодию.
– Сеньор Вортес? Решили вернуться?
Покупатель пересек магазин, одной рукой он шарил в кармане:
– Подумал, маловато я оставил для залога.
Родриго выхватил протянутые деньги, тут же пересчитал – три тысячи; улыбнулся с облегчением:
– Благодарю вас, сеньор. Я даже хотел вас догнать, но не решился беспокоить. – Он поднял глаза, и улыбка его застыла; он отшатнулся назад, тупо уставившись на нож в руках клиента.
– А не соврал ли ты мне, гнида? – хрипло проговорил мужчина. Перемена, произошедшая с ним, была разительной: лицо его стянуло, будто от холода, от него исходил безысходный ужас.
Ноги у Родриго ослабли, он прислонился к стене. Проклятый гарнитур! С тех пор как он купил его, неудачи следовали одна за другой. Выбросить его, и господь с ними, с деньгами! Выставить на улицу, пускай нищие растащат по частям. Где эта чертова полиция?
– Что вы, что вы, сеньор! Это хорошая мебель! Если вы недовольны, я могу вернуть ваш залог, вот, возьмите!
– Я о твоем знакомце. Об Арго. Давай его номер, быстро!
– Я не знаю его номера! Истинная правда, сеньор!
– Если ты шутки со мной шутишь, я тебе глаза выколю, сволочь.
В ужасе Родриго уставился на кончик ножа, пляшущего перед самым носом. Вот холодное лезвие коснулось кожи под глазом, он дернулся, пытаясь отстраниться, но только плотнее прижался спиной к недавно установленной стенной панели. Нож вдавился в кожу. Родриго бессильно замер. Он узнал лицо с экрана. Теперь, вблизи, он разглядел его в деталях, правда, шрама на нем не было, только едва заметная белая полоска.
– Пожалуйста, сеньор! – прошептал Родриго. На границе сознания мелькнуло: не может быть, это происходит не с ним; грабители орудуют по темным подворотням, а у него солидное заведение с полицейским контролем; на улице яркое солнце, за окном снуют прохожие; он недавно сделал ремонт; не забыть бы завтра починить камеры наблюдения; да, и обязательно выбросить гарнитур… где же, наконец, эти копы! – Я никому не расскажу! У меня дети…
– Еще бы ты рассказал… – Глаза у незнакомца были пронзительно-голубые.
Родриго захрипел и ухватился за стальную руку, вцепившуюся ему в горло. Перед глазами замельтешили прозрачные червячки. Оторвать эту руку было все равно, что вырвать из земли телеграфный столб. В груди зародился обжигающий шар, сначала он был крохотный – совсем песчинка; пульсируя, он быстро рос, распирал внутренности, пытаясь найти выход, наконец, беззвучно взорвался, затопив весь мир красным.
Хенрик вытащил из мертвого кулака смятые деньги и привычно вывернул карманы трупа.
36
Свидетельница оказалась старой женщиной в толстом шерстяном платье: носатая, нервно потирающая руки, с маленькими слезящимися глазками; при ходьбе она сильно сутулилась и мелко кивала головой в такт шагам, напоминая хитрую ворону. Темное лицо только подчеркивало неприятное сходство.
– Значится, я сидела у окна, – я всегда в это время сижу у окна, – смотрела на улицу. Мой сосед, как приходит с работы, сразу норовит мусор из окна выбросить, что его дочь насобирала; так я ему кричу, чтобы он не выкидывал его на дорогу, а хотя бы в подвал снес: домовладельца давеча оштрафовали за грязь, он меня подозревает, старый осел. Так и говорит: ты, Марианна, если гадить в проезде будешь, так я тебе квартплату увеличу, будешь платить как за целую семью, даром что одна как кол. А где мне денег взять? Вот я и вздумала соседа караулить. Вы ведь из полиции, так? Вы пойдите, дайте ему в морду, он другого не понимает. – Женщина осуждающе посмотрела на Джона, будто именно он был виноват в свинском поведении соседа.
Лерман за спиной у свидетельницы знаками показывал ему: заканчивай, лейтенант, не видишь разве, какой из нее свидетель?
– Кому в морду, домовладельцу? – терпеливо поинтересовался Джон. Он знал по опыту, что порой такие вот полусумасшедшие способны подметить важную деталь, на которую не обратили внимания десятки совершенно нормальных людей. Надо только набраться терпения, с такими людьми нельзя нахрапом, страха у них нет: они живут в своем собственном мире, у них своя система приоритетов, этот же мир для них чужд, он оделяет их лишь презрением. Неудивительно, что они стараются отгородиться от него стеной фантазий. Кстати, проявленное уважение и подчеркнутое внимание помогают раздвинуть эту стену; в практике Джона бывали случаи, когда замкнутые на себя нищие калеки указывали, куда скрылся преступник, и называли точные приметы, стоило лишь присесть рядом и уважительно поздороваться.
– Да нет же! – рассердилась женщина. – Соседу! Нвонко его зовут. Маленький, похож на обезьянку. Черный, как пес. И дочка – вся в него.
– Тоже черная?
– Нет, такая же грязнуха, – припечатала старуха. Лерман кусал губы, сдерживая смех.
– Понятно, сеньора. Мы остановились на том, что вы смотрели на улицу, – напомнил Джон.
