Зигфрид попытался усмехнуться:
— Ты был… лучше их всех, как… как никто из вас. Мы должны были… уничтожить друг друга. Так… так, как это было предопределено, — Он мучительно кашлянул, попытался поднять голову, но со стоном опустил ее.
— Могу ли я чем-то помочь тебе?
Зигфрид с трудом вздохнул:
— О нет, Хаген, ты… ты сделал куда больше… чем думаешь. О этот проклятый идиот! Я умираю, но… я все-таки победил. Боже, мне… так холодно… так… — Рука его нащупала запястье Хагена. Прикосновение ее было ужасным — скользким и холодным. Но Хаген не отдернул руку, — …Холодно, — шептал Зигфрид. — Мне очень… холодно. Этот болван… он… он лишил меня… Кримхилд. Боже мой, Кримхилд!
С этими словами он испустил дух. Глаза его закатились, прежде чем тело вздрогнуло в последней судороге.
Зигфрид Ксантенский, победитель дракона, король нибелунгов, был мертв.
Тень смерти опустилась на лик Зигфрида. Хаген стоял опустив глаза.
— Не нужно было этого делать, — прошептал он, — Ты разрушил все. Все было напрасно.
Гунтер не ответил.
И тут Хаген сделал нечто, поразившее его самого: вынув из ножен Бальмунг, он положил его на грудь Зигфрида. Кожа нибелунга все еще была теплой и мягкой, словно у живого, когда Тронье сомкнул его руки на рукояти меча.
— Никто не должен узнать об этом, — внезапно раздался чей-то голос рядом. Это был Альберих.
Хаген кивнул:
— Никто его не найдет. Все будет так, как я сказал вчера, — он просто не вернется. И я тоже.
— Ты уходишь?
— В Тронье. Я должен был никогда не покидать свой замок.
Альберих погрузился в тягостное раздумье.
— Ты прав, — промолвил он наконец. — Пусть Гунтер скажет твоему брату, чтобы он последовал за тобой, как только уляжется переполох из-за исчезновения Зигфрида. А я тоже поеду с вами.
Хаген удивленно взглянул на альба:
— Ты?
Альберих кивнул:
— Мне здесь делать больше нечего.
— Это верно, — Хаген горько усмехнулся: — Твоя задача выполнена. Надеюсь, что успешно.
Альберих даже не улыбнулся:
— Будущее покажет.
— Тебе… нельзя уйти, — внезапно вмешался Гунтер.
Хаген вопросительно посмотрел на короля.
— Кримхилд обо всем знает.
Хаген побледнел:
— Зна… знает?..
Гунтер кивнул на труп Ксантенца:
— Этот болван разболтал ей обо всем. Почему, как ты думаешь, здесь оказался я? Не успел Зигфрид выехать за ворота, ко мне примчалась Кримхилд и принялась осыпать упреками. Рыдая и вопя, она заявила, что я буду виновен, если с тобой что-то случится.
— Кому еще об этом известно?
— Да всему двору! Кримхилд не старалась скрыть эмоции. Она так громко причитала, что разбудила ползамка.
Хаген задумался. Боль и отчаяние исчезли. Он снова стал самим собой. Быть может, это и было новой ловушкой, которую Зигфрид уже после смерти приготовил ему и Гунтеру. Но теперь он знал, что делать. Он вернется. Пусть Гунтер все испортил, он займется этим потом.
— Тогда мы возвращаемся, — решил он. — Пусть будет так, как хотел Зигфрид. А ты, Гунтер, все подтвердишь. Что мы дрались с Ксантенцем и я его прикончил.
— Ты? — ужаснулся Гунтер, — Я… я не понимаю. Почему ты хочешь отвечать за меня?
— Ты убил Зигфрида ударом в спину. И хочешь этим прославиться?
Гунтер вздрогнул. Упрямство промелькнуло в его взгляде.
— Но ты, мой друг, не должен расплачиваться за мои поступки. Кримхилд возненавидит тебя!
— Несчастный глупец! — простонал Альберих, — Неужели ты думаешь, что обретешь уважение, если все узнают об этом? Если ты жаждал славы, нужно было с мечом в руках биться с ним и погибнуть! Но ты не более чем трусливый убийца, и именно так тебя назовут!
— Нет, — молвил Хаген, — не назовут. Никто не будет знать, что произошло на самом деле. Никто, кроме Гунтера и меня, — С этими словами он осторожно вынул меч из окоченевших пальцев Зигфрида.
Альберих обернулся. Но понял он слишком поздно.
Бальмунг перерезал ему горло легким прикосновением, и голова карлика покатилась с плеч.
Глава 19
Был почти полдень, когда они наконец достигли Вормса. Обратный путь оказался очень долгим: Хаген настоял на том, чтобы в город они въехали никем не замеченными. И поэтому пришлось пробираться окольными путями — Вормс населяло много народу, и далеко не все соблюдали королевский запрет покидать город и его ближайшие окрестности.
Они ехали рядом, посередине — конь Зигфрида с трупом нибелунга. Лошадь Альбериха расседлали и отпустили на все четыре стороны, а самого повелителя альбов похоронили неподалеку от лесной поляны. «Никто не вспомнит о бедном карлике», — со странной горечью думал Хаген.
Тело Зигфрида Хаген отнес к источнику и обмыл, как полагается, водой. Одежда Ксантенца была залита кровью, и отмыть ее было не так-то просто. Быть может, Хагена подтолкнуло к этому непреодолимое желание очиститься самому, смыв вместе с кровью и грязью и вину со своих рук.
За все это время они перекинулись лишь несколькими фразами; молчали они и по дороге в Вормс. Хагена бесконечно мучило это безмолвие, да и Гунтера, впрочем, тоже. Но слова были теперь бесполезны — с их помощью ничего нельзя было исправить, а все беды, которые можно было нанести словами, уже свершились.
Несмотря на ранний час, праздник в городе был в полном разгаре. Смех и музыка встретили их, не успели они свернуть на мощеную улицу. Орава чумазых ребятишек с криками выбежала навстречу, но бросилась врассыпную, увидев двух всадников, а между ними — мертвеца.
Гробовое молчание, словно невидимая вуаль, распространялось вслед за ними — куда бы они ни повернули, смех и музыка стихали, бурлящее веселье точно задыхалось. Люди, завидев Гунтера, Хагена и убитого Зигфрида, застывали на месте, то и дело раздавался приглушенный шепот, произносивший имя Зигфрида или Хагена. Во взглядах затаился ужас, смешанный с любопытством.
И вдруг Хагена озарило — поступок Гунтера на самом деле не имел никакого значения. Этих людей мало заботило, жив Зигфрид Ксантенский или мертв, побежден он в честном бою или предательски убит. Скорее всего, он лишь первый из многих: гибель Зигфрида послужит поводом к началу войны, после которой Вормс вновь станет пылью, из которой и был рожден. Но и это не играло большой роли. Как же незначительны были они все! Даже сама Урд, и ее смертные божества, и христианский Бог тоже, чьи проповедники рассуждали о бессмертии и его власти над миром и остальными богами. И они тоже когда-нибудь будут забыты.
— Что с тобой, мой друг? — негромко спросил Гунтер, когда они миновали лагерь цыган. Хаген понял, что его мысли были написаны у него на лице.
