– Платят – потому и пишут, – резонно заметила Ким. – Но я здесь не из-за денег… – «Мне б в штат попасть», – подумала она, но вслух сказала: – Мне любопытно.
– Любопытно… – протянул негр. – О людях бы написали. Вот, на Верхней Набережной живет парнишка-инвалид. Без рук родился, сталкеровский сынок. Художник он, ногами рисует портреты – получше фотокарточек получаются.
– На Верхней Набережной, говорите? – Ким отложила камеру, взялась за планшет. Ей подумалось, что безрукий сын сталкера будет уместным персонажем в будущей ударной статье о хармонтской Зоне. Ни один пулитцеровский номинант не обходится без «розовой сопли» в своем материале.
– Все равно не напишете, – саркастически усмехнулся солдат, блеснув белыми зубами. – Кому они нужны – эти несчастные людишки.
– А вот и напишу, – упрямо ответила Ким. Слово-охотливому темнокожему было еще что сказать, Ким видела это по его глазам. Может, о том, что в Хармонте давно забыли о горячей воде, или что течет крыша в детском саду… Но тут мертвые ветки кустарника затрещали, и солдаты, подталкивая дулами автоматов в спину, вывели на шоссе двух молодчиков.
Ким подхватила камеру.
Рослый лобастый здоровяк с длинными, как у гориллы, руками – он мгновенно нашел взглядом капитана Квотерблада и выдавил из себя что-то вроде «оооэээ…», словно осушил одним махом пинту пива, а теперь переводит дух. Широкий затылок этого человека был коротко подстрижен машинкой, зато длинная и прямая челка падала на глаза.
А худой и сутулый латинос все время оглядывался, словно украл что-то и теперь не знает, как ему избавиться от ворованного.
Одеты оба были скромно и неприглядно – на одном поношенные джинсы, на другом – камуфляжные брюки. На первом футболка с символикой «Эппл», на втором – майка с какой-то рок-звездой.
– Оружия при себе не было, – рапортовал Квотербладу лейтенант Рокхаунд. – Говорят, что сотрудники Института.
Капитан деловито покивал, разглядывая задержанных.
– Да-да, – сказал он. – Знакомые все лица. Мистер Строгов, насколько я помню, и… – он направил на сутулого указательный палец, задумался, вспоминая.
– Это же Лопес, капитан, – пробасил Строгов. – Мой лаборант. Не смотрите на него, словно в первый раз видите – вы его пугаете.
Лопес что-то протараторил скороговоркой на испанском. Квотерблад вздохнул.
– Документы, господа. Порядок есть порядок.
«Строгов, – записала Ким в планшете. – Русский. Пылко уверяет, будто является научным сотрудником Института внеземных культур. Однако меня уже предупредили, что многие из так называемых «сотрудников» работают на организованные преступные группировки. Под дулами автоматов солдат внутренних войск с этого здоровяка слетает спесь, надменность во взгляде сменяется заискивающим выражением. Когда он протягивает офицеру свое удостоверение личности, его мускулистая, испещренная татуировками на кириллице рука, заметно дрожит…»
– Да, пожалуйста, – Строгов сунул в ладонь Квотерблада ламинированную карточку, посмотрел в сторону чадящей «галоши», затем – на неподвижного стража, потом – в сторону Хармонта. По шоссе ехала «скорая» – старый микроавтобус, обшитый листовой сталью. Во взгляде русского не было и толики подобострастия, о котором написала Ким.
– А что здесь делали? – Квотерблад вернул Строгову удостоверение и взялся изучать документы Лопеса.
– У нас здесь оборудование, – Строгов махнул рукой в сторону забора. Ким, приглядевшись, увидела неброскую металлическую мачту, которая была практически незаметна на фоне сухих, покрытых налетом деревьев. Если бы русский не указал на мачту, Ким не обратила бы на нее внимания. – Датчики направлены на территорию Зоны. Мы должны были произвести профилактический осмотр приборов и снять показания. Из-за близости с Зоной радиосигнал искажен помехами, поэтому мы всегда приходим сами и перебрасываем данные на КПК.
– Целый кандидат наук не боится бродить по предместью только ради того, чтобы перебросить что-то себе на флэшку? – недоверчиво проговорил Квотерблад. – А ведь здесь не только штаны можно порвать о ветки…
– Капитан, данные мы снимаем для моего эксперимента, поэтому – да, я выбираюсь в предместье сам, – пояснил Строгов тоном человека, которому приходится растолковывать очевидное. – Сам или же с лаборантом. Ведь инициатива наказуема.
– А что за эксперимент? – спросил Квотерблад.
Строгов вздохнул.
– Скажем так: мы уточняем электромагнитные свойства Зоны.
– Все уточняете и уточняете, столько лет прошло, а до сих пор уточнить не можете, – Квотерблад выплюнул жвачку. – Кого-нибудь еще видели?
Лопес снова что-то зачастил на испанском.
– Что он говорит? – нахмурился Квотерблад.
– Говорит, что кожух не успели на место прикрутить, что вода или грязь может попасть на приборы, – перевел Строгов. – За порчу институтского имущества никто не погладит по голове.
Квотерблад посмотрел на Строгова сверху вниз, насколько это было возможно при их разнице в росте.
– У нас тут люди погибли, зажарились в «галоше», будто рождественская индейка в духовке. А ты тут о каких-то приборах.
– Простите, капитан, – потупился Строгов. – Возможно, я и в самом деле…
– Бросьте! Что с вас, яйцеголовых, возьмешь, – ответил Квотерблад. – Кого-то еще видели? Кроме вас кто-нибудь здесь был?
Сотрудники Института покачали головами. А потом еще и пожали плечами.
– Черт! – Квотерблад набычился. – Поедете в Управление для дачи показаний.
Лопес хлопнул ладонями по бедрам, что-то прошипел под нос.
– Мы под подозрением? – спросил Строгов.
– Еще бы, – капитан повернулся к ближайшему «Хаммеру», крикнул водителю: – Заводи! Мы возвращаемся в город.
Строгов и Лопес забрались на заднее сиденье джипа, сохраняя одинаковые хмурые выражения лиц. Одновременно во второй «Хаммер» набились солдаты. Взревели движки. Сторожевой робот безучастно глядел на происходящее с обочины.
– Мисс! – Квотерблад поманил Ким пальцем. – Вы тоже пожалуйте в лимузин.
«Никогда по доброй воле я бы не села в одну машину с людьми, которые подозреваются в совершении теракта и на которых даже не надели наручники, – застрочила Ким, – но, похоже, в Хармонте свои правила. Здешний микросоциум сформировался под влиянием Зоны и ежедневного противостояния военной полиции и бандформирований. Ближайшая аналогия – племена, живущие в джунглях Южной Америки или в глубине африканских саванн. Изолированные, находящиеся на грани выживания, не знакомые с благами цивилизации и демократическими ценностями.
Вот так, еще не достигнув города, я оказалась вовлеченной в вихрь собы…»
– Мисс! Попрошу поторопиться! – прикрикнул капитан, он уже устроился рядом с водителем.
«…тий», – добила Ким и бегом переместилась к «Хаммеру».
