– Ужина не будет, – сообщила она. – Прыщавая сука сгорела за работой.
Строгов не понял, что имела в виду Энни. Тем более что Джина стояла неподалеку – живая и здоровая – и обмахивалась подносом, словно веером. Строгов хотел было переспросить, в чем дело, но внезапно понял, что он до сих пор держит во рту пакетик с коксом.
Андре Лопес, увидев Строгова, вскинул руку с поднятым вверх большим пальцем.
– Viva la revolution! – выкрикнул он, а затем рассмеялся, точно Мефистофель.
Но Строгов ответил своему бывшему лаборанту едва заметным кивком. Взгляд его остановился на столике, который облюбовали они с Ким.
Пусто. Далеко отодвинуты стулья. Он ушел, а затем ушла она.
Даже бутылка с минеральной водой – и та пустая.
Строгов мотнул головой, разбрызгивая с волос воду. В пепельнице лежала смятая салфетка. Строгов достал ее двумя пальцами и аккуратно развернул. Ни записки, ни намека. Только следы розовой помады Ким с запахом карамели.
Ким не сводила взгляд с долговязого силуэта. Сталкер брел в тени, избегая серо-желтых кругов под пыльными плафонами фонарей. Когда Папаша Линкольн остановился, чтобы оглядеться, она сделала вид, будто ее вот-вот вырвет на самшитовый куст.
Сталкер свернул в подворотню. У него из-под ног в разные стороны рванули уличные коты. Ким заспешила следом. У сталкера не было с собой ни сумки, ни рюкзака. В чем он мог хранить хабар? Или же ее попросту обманули, направив по ложному пути, институтские проводники. За поворотом лязгнула крышка мусорного бака, громко пискнула крыса.
Папаша Линкольн припрятал хабар до поры, до времени!
Хитрый старый сталкер!
Ким, стараясь оставаться незамеченной, заглянула в подворотню. Отшатнулась, когда в нос ударила вонь разворошенной помойки. Высунулась из-за угла снова и сквозь слезы увидела, что Папаша Линкольн крадется вдоль глухой стены, сутулый из-за мешка на спине. Сталкер углублялся в лабиринт замусоренных дворов, соединенных друг с другом размытой дождями бетонкой, по которой, судя по всему, давно уже никто не ездил.
Кустарник вдоль бетонки шуршал листвой, скрадывая шум шагов. Ким почти бежала. Она уже приготовила компактную, помещалась в ладони, видеокамеру, чтобы, добравшись до точки скупки артефактов, заснять все от и до.
Заснять и сделать ноги!
И уж потом Папаша Линкольн не отвертится. Она скажет: «Папаша Линкольн, возьми меня с собой в Зону, возьми, не валяй дурака, если не хочешь, чтоб видеозапись оказалась у Квотерблада». Папаша Линкольн поскрипит извилиной, и поймет, мол, куда ему тягаться с Кимберли Стюарт из «Дейли Телеграф».
По крайней мере, план был таков.
Следующий двор снова преподнес Ким сюрприз: в полукруге заброшенных гаражей с ржавыми крышами и заколоченными воротами застыл робот-страж. На его корпусе перемигивались габаритные огни, из-под брони лилось едва слышное резонирующее урчание.
Ким обошла стража, стараясь держаться от грозной железяки как можно дальше. Ей казалось, что все камеры робота направлены ей в спину, что страж безмолвно следит за каждым ее шагом, готовый в любое мгновение ударить из обоих пулеметов. Ким шла мимо подъездов, расписанных похабщиной, провонявших жареной рыбой, кошачьей мочой и пылью, освещенных лампочками, свисающими с потолка на проводе, или же темных, как пещеры с летучими мышами. Иногда ей чудилось, что из разбитых вентиляционных окон подвалов наружу просачивается приглушенное хихиканье и возня, как будто цокольные этажи были заселены умалишенными разной степени буйности.
За спиной Папаши Линкольна захлопнулась обитая железом дверь. Вот и все, старый сталкер добрался, куда хотел. Непритязательное местечко, самое обыкновенное. Скудно освещенная вывеска гласила, что за дверью находится обувная мастерская. Ни вооруженных мордоворотов у входа, ни неоновых вывесок «Прием хабара» или «Вход только для сталкеров», ничего такого. Ким поводила камерой из стороны в сторону, стараясь заснять здание. Света не хватало: картинка в видоискателе была нечеткой, зернистой. Но в случае чего они узнают это место. Они – Папаша Линкольн или же капитан Квотерблад, все зависит от того, как сложатся обстоятельства.
На роботе-страже, оставшемся в дальнем конце двора, погасли огни. Если бы Ким даже увидела его, то наверняка бы не придала этому значения.
Освещение всегда вырубалось, когда страж входил в боевой режим.
Ким, держа камеру перед собой на вытянутой руке, направилась к обувной мастерской. В сумраке казалось, будто дверь обтянута серо-стальной кожей рептилии.
– Я – Ким Стюарт. Я нахожусь там, где сталкеры сбывают хабар. Это какое-то угрюмое место. Похоже, мне придется зайти внутрь. Вход – с торца старой много-этажки. Очень не хочется, но, кажется, без этого не обойтись, – бормотала она, осторожно, словно за порогом ждала преисподняя, продвигаясь к двери. – Я – только одним глазком, и сразу же обратно… – на окраине Хармонта протяжно взревели сиренные гудки, словно знаменуя начало смены на оказавшемся в Зоне заводе. – И еще сирены… Какого черта – сирены?..
Земля ушла из-под ног. Что-то молниеносно набросилось из-за брошенного под стеной кузова «бьюика», жарко навалилось, залепило рот и нос, лишив возможности кричать и даже дышать.
– Что придумала? – дыхание опалило ей ухо. – Смерти нашей хочешь?
Ким почувствовала, что ее оттаскивают от «двери в преисподнюю», каблуки скрежетали по бетонке. Она попробовала вырваться, ударила камерой, как кастетом, назад.
Попала. Почувствовала, как рвется оказавшаяся такой податливой живая плоть. Услышала сдавленную ругань на незнакомом языке.
И тут же к ней вернулась способность дышать и говорить. Ким охнула и рванулась вперед, однако чья-то сильная рука по-прежнему оплетала ей талию.
– Строгов!
Она, наконец, поняла, с кем имеет дело. Голос, запах туалетной воды, манера двигаться – все было знакомо. Но что это на него нашло? Или русский ученый остался недоволен финалом свидания, и последовал за ней, чтоб получить свое в этом грязном дворе, за кустом сирени?
Стоп! Эта мысль скорее подошла бы ее подружке – мужененавистнице – будем называть вещи своими именами – Дебре Белл из Фриско. На самом деле все сложнее и интереснее. «Смерти нашей хочешь?» – спросил русский. Значит, он отдавал себе отчет, куда и зачем направлялась Ким. Значит, он в курсе всего, знаком с теневой стороной Хармонта, хотя строит из себя простофилю.
Теперь они был лицом к лицу. Строгов прижимал ко рту темный от крови носовой платок.
– Ты мне губу пробила! – сообщил он с укором.
– Не ври мне! – Ким вцепилась в его рубашку. – Ты знаешь! Все знаешь!
– Что? – Строгов положил свободную руку Ким на плечо. – Ты же подставляешь меня! И наших проводников! Это ведь я свел тебя с ними! Зачем ты меня подставляешь? Ради своей дурацкой статейки?
Ким ударила Строгова по щеке. Оплеуха получилась увесистой и звонкой. Русский вздрогнул и отшатнулся.
