– Господи, – пробормотала Ким, – неужели и меня можно так…
Старуха вдруг оборвала смех, и рванулась вперед, как подброшенная. Ее ссохшееся тело взмыло в воздух. Выставив перед собой скрюченные пальцы с сорванными ногтями, Дина Барбридж напоминала атакующую хищную птицу. Рефлексы не подвели Кимберли Стюарт, ствол автомата вздернулся, палец нажал на спусковой крючок. Короткая очередь срезала «хищницу» в полете и старуха обрушилась на асфальт кучкой грязного тряпья. Счастливчики, словно болельщики на трибунах, хором взвыли.
– Дьявол! – выкрикнул физик. – Сейчас они нас точно порвут…
Толпа жаждущих крови монстров нахлынула.
Строгов срезал из револьвера самых ретивых, но этого было мало.
– Стреляй, раз начала! – выкрикнул он, спиной прижимаясь к спине девушки.
Ким выстрелила длинной очередью, поводя стволом как поливальным шлангом. Поверженных счастливчиков тут же затоптали. Крутясь на месте, русский физик и американская журналистка отстреливались, как могли. Монстры не обращали внимания на потери в своих рядах. Они хотели только одного – растерзать досаждающих им людей, чтобы на улице не осталось никого, кто бы не улыбался. Свинцовый дождь обрубал руки, вышибал мозги, отрывал уши, но кольцо счастливчиков сжималось все плотнее. Смерть в прямом смысле дышала в лицо отчаянным стрелкам…
Трубный рев, напоминающий звук пароходной сирены, перекрыл все шумы: яростный вой монстров, выстрелы и рокот пожарного геликоптера. Счастливчики, как по команде, повернулись на этот рев, мгновенно утратив интерес к огрызающимся жертвам. Ким опустила раскаленный автоматный ствол и посмотрела поверх голов. Над крышами вспухало охряное облако. Будто взрывом взбило к поднебесью ржавую пыль, и она по прихоти ветра приобрела человекоподобные очертания. Рев повторился, и тяжкий удар, сопровождаемый металлическим лязгом, сотряс землю. Ржавый силуэт стал заметно ближе. Счастливчики, как завороженные, двинулись ему навстречу.
Строгов схватил Ким за руку и потащил прочь.
– Что это? – спросила она.
– Бродяга Дик пожаловал…
– Какой еще бродяга?..
– Неважно… Главное, унести ноги…
Расталкивая счастливчиков, которые рвались навстречу Бродяге Дику, они бросились вдоль улицы. Ким семенила за русским, оглядывалась на ходу. Ржавое облако струями просачивалось между домами и через слуховые окна чердаков. Через мгновение оно сгустилось прямо перед бегущей толпой монстров, которые в этот момент напоминали детей, вприпрыжку мчащихся в объятия Санта-Клауса. Ким поняла, что перестанет быть самой собой, если упустит этот момент. Она аккуратно положила на загаженный асфальт автомат и вытащила из сумочки видеокамеру.
Просочившись полностью, облако стало похоже на гигантского плюшевого медвежонка, забавного в своей неуклюжести. «Медвежонок» шагнул к счастливчикам, и глухой, лязгающий удар вновь заставил вздрогнуть пятиэтажки. Посыпался дождь стеклянных осколков и обломков оконных рам. Камера зафиксировала, что в момент удара «шкура медвежонка» покрылась роем ослепительных бело-голубых искр, как будто тысячи невидимых сварщиков постучали электродами по железу.
«Медвежонок» наклонился к напирающим толпам счастливчиков, подставил передние лапы, словно гигантские трапы. Монстры полезли по ним, все выше и выше, отпихивая друг друга, срываясь и расшибаясь о мостовую неаппетитными кляксами. И чем больше их лезло на «медвежонка», тем больше разбивалось. И когда поток счастливчиков, жаждущих прикоснуться к «медвежонку», стал иссякать, он медленно распрямился и принялся приплясывать, как заправский цирковой медведь, вдавливая в асфальт уцелевших. Звон и гул от сотрясения почвы слились в одну адскую какофонию. «Медвежонок» почти непрерывно сверкал «электросваркой». А напоследок обдал мечущихся счастливчиков струей какой-то розовой жидкости. Струя напоминала небольшой водопад. В воздухе разлился запах морской капусты.
– С ума сошла! – заорал Строгов, хватая Ким поперек талии и волоча к подъезду ближайшего дома.
Все еще включенная видеокамера бесстрастно запечатлела перекошенное небо, снова заполненное полицейскими глидерами, сверкающего Бродягу Дика и забытый автомат Калашникова.
Строгов втащил Ким в квартиру. Захлопнул обшитую сталью дверь, опустил на окнах жалюзи. Стало темно, как в гробу. Ким присела на край дивана, обхватила руками виски. Волосы были влажны. Что это – пот или чья-то кровь, об этом она не думала.
Строгов повалил торшер и только потом включил его. Свет разлился по полу, заиграл глянцевыми бликами на линолеуме.
А у русского – чистота и порядок, – подумала Ким, а затем посмотрела на свои ладони. Не в крови. И на том спасибо.
– Будет лучше, если ты уедешь из города вместе с беженцами, – быстро проговорил Строгов, он уселся на пол, возле ног Ким. – Ты слышишь меня? То, что произошло сегодня, надолго выбьет всех из колеи. Ты понимаешь? – он положил ладони ей на колени. – Ты не можешь вернуться в гостиницу, там небезопасно. Тебе некуда возвращаться.
Ким сделала удивленное лицо.
– А как же ты? Ты прогонишь меня?
Строгов хмыкнул.
– Нет. Конечно, нет. Как ты могла так подумать? Но у меня работа, и вообще…
– Я должна остаться, – полным страдания голосом прошептала Ким. Она боялась переиграть, и в то же время понимала, что Строгов не менее старательно ломает комедию.
– Зачем? – протянул он. – Из-за какой-то статьи? Жизнь дороже, беги отсюда.
«Слишком много тумана, – думала Ким, не сводя с русского глаз. – Это не закончится ничем, разве что – сексом, как в фильмах про Джеймса Бонда. А потом он найдет способ от меня избавиться».
– Сейчас Хармонт перевернут вверх дном, – продолжал Строгов. – Никакие аккредитации не помогут тебе: работа закончилась, надо спасать жизнь.
– Ты мне поможешь, – сказала она, кладя ладонь на растрепанные и жесткие волосы русского. – Ты поможешь довести дело до конца.
Тот подался назад, выжидающе заглянул ей в глаза. Он почти не переменился в лице, он не произнес ни звука, но Ким вдруг стало страшно. У нее были способности к эмпатии, которые доставляли немало хлопот, пока она не научилась подавлять их, притворяясь отмороженной. И теперь Ким словно воочию увидела стеклянистые щупальца подозрения и холодной решимости, которые выпустил в ее сторону русский.
– Я сняла на камеру, как ты передал Вестерфельду какое-то устройство, – она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Стыд? Да ну! Мистер Пибоди говорил, что чувство стыда настоящему журналисту несвойственно.
– Так, – констатировал Строгов. – И что с того?
Ким проговорила, тщательно подбирая слова:
– Сначала я решила, что ты продаешь научную информацию из Института. Но вы говорили о нарушении инструкций, Крабе и о пересечении границы. И я решила, что ты продолжаешь работать на русских… – в конце Ким перешла на шепот. – В смысле – на разведку.
