Во время работы установки нагревались почти до красного каления, поэтому красить их было бесполезно, все равно любое покрытие горело, и горячий металл покрывался слоем окалины.
Несмотря на уродливый вид и явную схожесть с металлоломом, компенсаторы были мощными и высокоточными машинами, создававшими проходной коридор для кварцевых шариков, после того как, извергнутые из реактора-плавильника и выброшенные в небо ускорителями, они взлетали на 400 километров за пределы атмосферы и медленно падали в уменьшенном компенсаторами гравитационном поле. Проходя мимо, я распорядился, чтобы установки законсервировали, потому что в этом году лить картечь мы больше не будем до нового паводка на Клязьме, который наполнит карьер водой.
Разумеется, я никогда не объяснял отцу, как действуют эти механизмы, а он, воспитанный на старых картинках, представлял себе промышленные агрегаты блестящими, ухоженными, и снабженными соответствующими бирками и управляемыми целыми сменами операторов, сидящих в просторных залах управления.
Однажды я привел его сюда ночью, когда установка работала и раскаленные шарики плавно падали в воду, стягиваемые полями компенсаторов. Со стороны эта картина производила впечатление сильного, могучего, недоброго колдовства. Папа хоть и считался образованным человеком, но, как и все, был суеверен.
Именно тогда он всерьез стал считать, что в меня вселился злой дух, используя это тело для своих целей.
Мы подошли к лодье. Она стояла, выпустив посадочные стойки, огромная, грузная и беспомощная на земле. На корму по наспех сколоченным трапам забирались грузчики с мешками и корзинами, а потом бежали обратно, свалив свой груз в зарядные камеры. Отослав пилотов и охрану спать, я остался наедине с ночью, своими сомнениями и отцом, который еще больше их усиливал. Щелкнув тумблером, погасил лампы в кабине.
Свет костров и факелов почти не доставал сюда. Пощелкивали датчики биолокатора, шелестяще тикали часы, едва слышно доносился невнятный шум погрузки.
— Мы одни здесь. Нас никто не слышит, — сказал я. Ночь побеждала остатки дня, в высоком небе уже появились самые яркие звезды: Вега, Альтаир, Денеб. На западе ярко горела Венера. Земля уже была темна, и лишь в небе дотлевали облака, подсвеченные далеким солнцем, которое ушло за горизонт.
— Как ты думаешь, зачем я ношусь с тобой? — спросил я его.
— Наверное, потому, что я все-таки тебе отец, — ответил он.
— Ну что это меняет? Ты считаешь, что я хочу получить родительское благословение и напутствие перед дальней дорогой?
— А как ты сам думаешь? — По его тону было понятно, что он обиделся.
— Не буду врать, что мне это сильно нужно. Просто ты единственный в этой стране, да и, наверное, на всем свете, кто мог бы понять старого, не слишком счастливого человека, которому выпал еще один шанс.
Ты ведь воспитан в старых понятиях, на идеях конца двадцатого века, впрочем, как и я. С одним отличием, правда. То, что ты видел на картинках, о чем читал в книгах, было для меня реальностью.
— Ты хочешь убедить меня в своем безумии? Какое счастье, что мать не дожила до такого: мало того что ты отказался от своей семьи, от рода для того, чтобы объявить себя новым князем, ты еще хочешь доказать мне, что это правда. Не поверю ни за что. Ты просто сошел с ума. Тебя надо лечить — антидепрессанты, нейролептики, электросон, и ты станешь нормальным. Кстати, нечто подобное, вплоть до инсулинового шока и лоботомии, нужно было применить ко всем „сверхчеловекам“, вождям, диктаторам, чтобы привести их в чувство и оградить от их больной, ядовитой психики нормальных людей. Я не виню тебя, сын, — ты не ведаешь, что творишь.
— Как трогательно…»
Тут из колонок ударила невразумительная смесь звуков. Джек поморщился.
— Это что?
— Запись дальше идет на техно, — не слишком уверенно сказала Ника.
— Не верю. Белиберда какая-то. Хотя постой, поставь декодировку технобукв на старый английский.
— Да, действительно, — Ника вдруг с облегчением рассмеялась. — Князь Князей изменил правописание английского по принципу «как слышится, так и пишется», а сам продолжал делать это по старинке.
«…Старый слабоумный идиот. Ты думаешь, что знаешь все о норме и безумии и даже готов насильственно насаждать свои понятия при помощи электрошока и других „гуманных“ средств. Правители прошлого создали комплекс ограничений, предписанный простым смертным, и даже добились того, что и через 650 лет после их конца некоторые личности повторяют, как попугаи, этот бред.
Отец с ужасом посмотрел на меня.
— Не понимаю…
Я повторил ему на русском, значительно смягчив выражения.
Мы снова долго сидели и молчали.
— Откуда ты знаешь, что в сейчас в Америке? Шпионишь в их пользу? — спросил я хмурым протокольным тоном.
— 428 лет назад высоко над городом пролетела серебряная птица, оставляя за собой тонкий туманный след, который состоял из четырех нитей, — архивариус не понял шутки и стал объяснять совершенно серьезно то, что я давно уже знал.
— Я видел эту картинку, — перебил я отца. — Рисовальщики довольно точно разглядели самолет. Это восьмимоторный американский бомбардировщик „Б-52“. У него четыре консоли со спаренными реактивными двигателями.
— Он сбросил…
— Неужели бомбу? — опять пошутил я. — Ты мне уже ведь рассказывал. Коротковолновый передатчик с комплектом батарей и инструкцию на ломаном русском по отправке сообщения вместе с листовкой, как хорошо живется в Америке. Я знаю гораздо больше тебя, папа.
Не говоря больше лишних слов, включил ему запись, периодически останавливая воспроизведение и переводя. Это был отрывок передачи нью-йоркской радиостанции, принятый с запущенного мною спутника. На частоте 105,5 FM диктор рассказывал о приготовлениях к экспедиции, предпринимаемых государственным акционерным обществом „Exploration Ltd“, имеющей целью высадку на побережье Франции, которая состоится сразу после спуска на воду океанского транспорта „New Mayflower“ и судов сопровождения, включая танкер и четыре эсминца конвоя. Акция планировалась на март следующего года с тем, чтобы колонисты могли получить осенью урожай и дожить до следующей весны.
Рассказ перемежался рекламными призывами приобретать акции, с обещаниями вкладчикам дивидендов и огромных земельных наделов.
Вскользь упомянули там и о критически настроенных журналистах, которые были линчеваны неизвестными патриотами за сбор тщательно замалчиваемых фактов подготовки вторжения.
Оказывается, большинство из тех, кто поплывет на „New Mayflower“, амнистированные преступники, наркоманы, больные СПИДом и синдромом X. Все переселенцы проходят тотальную психоидеологическую обработку под девизом „Убей чужака“. Ими изучаются минно-взрывное дело, тактика противопартизанских действий. За колючей проволокой в тренировочных лагерях ежедневно слышна стрельба — будущие колонисты проводят боевые стрельбы.
