Здешнее солнце повернулось ещё на пару десятков градусов, когда, наконец, из качающихся кустов показалась песочного цвета бейсболка Баала. Длинноногий и нескладный, как лось, он, как и этот зверь, великолепно чувствовал себя посреди бездорожья. Лохматый ради любопытства посмотрел, что сейчас покажут его часы. Они показали пятнадцать, выходило, что Мирон отсутствовал в точности два часа. А компас? Кажется, с ним всё было в порядке.
— Сколько времени ты ходил? — спросил он у подошедшего Мирона.
— Как договаривались, — с удивлением ответил тот. — Два часа. А хорошо, что ты придумал шарики запустить — очень удобно топать. Я всё время на них оглядывался.
— Оглядывался? — Лохматый не понял. — Почему оглядывался? Ты же на них сюда шёл.
— И туда и сюда, я же говорю — очень удобно.
— Ладно, пошли отсюда.
Они быстро собрали вещи, оставили на память о себе в небе связку воздушных шаров и нырнули в переход. На своей стороне их часы дружно разбежались на пять часов. Выходило, что Мирон провёл в другом мире три часа, а Лохматый восемь. Они решили оставить эту загадку для Калины и Леонида.
Матрёна вернулась из института бледная и притихшая. Антон только собрался поделиться с ней недавно достигнутым пониманием нового приложения геометрии и роли Давида, но взглянул на девушку и в первую очередь поинтересовался, что ещё случилось?
— Ты не слушал новости?
— Нет. — Он развёл руками и улыбнулся. — Не до того.
— Метро взорвали, — буднично сообщила Матрёша.
— Всё? — не поверил Чёрный.
— Две станции, «Лубянку» и «Парк культуры».
— Вот как. — Антон помрачнел. — Значит, они всё же это сделали.
— Они? Кто они? — не поняла Матрёна. — Террористы?
— Да какие террористы? Силы. Мне это показали во сне, оба взрыва. Первый ведь был на Лубянке? Да?
— Да… — Она повесила куртку на вешалку и теперь расстёгивала сапоги.
— После этого поезда ещё ходили. А после второго — перестали ходить.
— Да, всё так и было. Откуда ты знаешь?!
— Я же сказал, во сне видел.
— И никого не предупредил? А если бы я там взорвалась?
— Не взорвалась бы. Седой говорил, что нас не затронет.
— Ах, говорил?! А остальные — пусть взрываются?! Ну, вы и гады! — Она так экспрессивно размахивала только что снятым сапожком, что Антон невольно отклонился, как бы его не задело. — Animali puzzolente sporca!
— Да ты чего, Лоренца? Сама подумай, как бы я мог предупредить? Числа не знаю, ничего не знаю, приду и скажу — мне сон приснился? И куда меня сразу пошлют? Тут тебе не прежние времена!
— Извини. — Девушка одумалась. — Я просто перепсиховала. Конечно, ты не мог ничего изменить.
Антон не стал говорить ей, что мог бы, если бы не поругался с Аристой. Он не собирался сдаваться, а это был всего лишь ещё один эпизод войны.
— Больше тебе ничего такого не снилось? — уже примирительно поинтересовалась Матрёна, возвращая на пол сапог.
— Нет. Больше ничего. Точно.
— Ладно, тогда пошли перекусим, расскажу кое-что.
— Пошли. — Заинтригованный Антон послушно последовал за ней на кухню.
— Как ты думаешь, как поклонялись богам, когда ещё не было храмов и статуй? — Девушка нарезала рулет с лимоном, и Антон не видел чёртиков, пляшущих в её глазах.
— Не знаю. — Он оторопел. — Никак, наверно, ещё не умели.
— Ничего подобного! Нашу Кали тогда мог представлять просто чёрный камень, или треугольная ямка в земле, или даже кучка земли. Главное — сам принцип!
— Тогда уже знали принципы нашей Кали?
— Знали-знали. — Она подвинула тарелку с лакомством Антону, и сама взялась за него. — Её тогда все знали, весь мир. Великую Матерь почитали везде, это была первая универсальная и самая естественная религия. Отсюда потом развились все прочие культы.
— Действительно, естественная, — согласился Антон. — Самая естественная из всех.
— И есть предсказания, что она станет единственной универсальной религией в будущем! Сам Шива говорил: «Когда Кали-юга достигнет полноты своей силы, то не будет больше пашу, и все люди на Земле станут последователями Пути Кулы».
— То есть скоро уже, получается?
— Ну да. Хотя, смотря как считать. Сейчас это, видимо, назовут тантристским культом. Это у тантриков Кали — Изначальная Всепорождающая Сила, Источники конечное Прибежище всего, что только существует. Ещё они считают, что постижение природы Богини означает постижение Высшего и полную Самореализацию.
— Да, в наше время самореализация — хороший манок. За ней пойдут. — Антон задумчиво помешал ложечкой чай. — Современный язык не меняет древних понятий, меняются лишь слова.
— Сейчас всё больше желающих разбудить энергию кундалини. Тантризм обещает развитие, таким образом, многочисленных психофизических и духовных совершенств. — Матрёша так бесстрастно прихлёбывала чай, как будто уже достигла совершенства. — Раньше это называли развитием сиддх.
— Сейчас, видимо, назовут, получением левелов, — криво усмехнулся Антон. — Или скилов. На языке молодёжи.
— Неважно. Это всё равно умения и уровни силы. Свёрнутая кольцом кундалини дремлет в основании позвоночного столба, пока не будет пробуждена. Это часть великой Жизненной Силы Космоса, которая является центром и корнем всех сил человека.
— Это и станет корнем всеобщей религии?
— Да. Постигая природу своей собственной кундалини, человек начнёт переживать свою индивидуальную жизнь и жизнь общекосмическую как Единую Жизнь. Его действия и поступки станут едины с божественными играми его Божественных Родителей, его переживания станут в то же самое время и их переживаниями. Человек войдёт в Единство Мира. Мне кажется, это и будет истинный Переход.
— Почему? Как ты думаешь? Ведь физические тела останутся.
— Да, но тогда любые физические нужды тела и чувства приобретут космическое значение и потому преобразятся. Сначала это будут сверхчеловеческие, а затем и божественные действия.
— И это всё даст нам Кали?
— Почему даст? Уже даёт. Те, кто через подъём кундалини пережил единство с Шивой и Шакти, уже получили счастье здесь и сейчас и в будущем.
— Но ведь это лишь один из путей, так?
— Это один из способов говорить, — улыбнулась Матрёна. — Одно из описаний мира. Но все слова говорят об одном — о нашей Кали.
— Вот это точно! Она даст возможность человечеству осуществить Переход. Может быть, поэтому она и пришла, а?
— Не знаю. — Матрёна задумалась. — Здесь очень запутанная петля. Получается, Переход, потому что она пришла, и она пришла, потому что Переход. То есть — это одно.
