«Население Земли неизбежно будет сокращено. — Леонид задумчиво смотрел на экран компьютера. Он только что закончил анализ очередной подборки новостей. — Ресурсов истощённой планеты даже при справедливом распределении не хватит на разжиревшую популяцию безволосых приматов. Но справедливости не будет. Те, кто в состоянии обеспечить себе достаточное количество благ, будут накапливать их всё больше и больше, не считаясь с разумной достаточностью, полностью отбросив разум. Впрочем, почему будут — они делают это сейчас. „Как мы привыкли отодвигать всё плохое в будущее! На наш век хватит“ — так рассуждали наши предки и их предки тоже. На их век, на самом деле хватило, а вот с нашим проблема.
Наука ведёт безумную партию с истощением источника жизни, и ставка в ней — выживание. Существующий способ производства, способ взаимодействия с окружающим миром полностью обанкротился и исчерпал себя. Невозможно выжить, продолжая добывать всё больше, выращивать всё больше и потреблять всё больше. Система пошла вразнос. Нужен совершенно новый способ освоения окружающей среды, принципиально новые технологии. Шаги к ним есть, есть и прорывы, но счёт идёт уже не на десятилетия. Что быстрее — выход на иную ступень цивилизации или её коллапс?
Если им удастся действительно построить город за пределами этой Земли — кто будет в нём жить? Кого нужно будет разыскивать, уговаривать, переводить и устраивать на новом месте в первую очередь? Строителей? С одной стороны, да, с другой — зачем нужны те, кто умеет лишь ляпать коробки из бетонных блоков? Блоков не будет, коробок тоже. Нужны те, кто способен примериться к материалу, изменить принципы построения согласно законам иной среды, кто может учить и учиться. Умельцы, изобретатели, творческие люди. Много ли их осталось? Увы, немного.
Затем, если они не хотят вернуться в каменный век, им необходимо сохранить уровень имеющихся на Земле знаний. Значит, нужны будут те, кто стоит на переднем крае науки. И не просто стоит, а активно действует на этом переднем крае, заглядывает за край и отодвигает его всё дальше. Те, кто не зашорен академическими догматами, кто способен однажды признать, что все его знания о природе оказались туфтой, и начать изучать сначала. Те, кто способен мыслить самостоятельно и неординарно. Потому что любой объём информации можно сохранить в компьютере, в двух, трёх — сколько понадобится.
Их ведь не так много понадобится… Не так много успело понять человечество за свою жизнь. Но нельзя записать на жёсткий диск то, что эту информацию создаёт — ищущий разум.
Нужно обязательно отыскать и собрать тех, кто уже сейчас выходит за границы человеческого состояния, отказывается признавать „договор“, осваивает запретные способы восприятия, развивает отключённые органы чувств. И при этом сохраняет здоровую гибкость сознания, не впал в фанатизм или религиозный экстаз. Тех, кто способен целенаправленно перемещаться между своими мирами, даже если понимать под этим линейку психических состояний. Критерием отбора должна стать практика: покажи, что ты уже умеешь. Не рассказывай, но покажи. Да, так. — Он потёр виски, в них слегка стучало. — Нового мира заслуживают лишь те, кто представляет собой не абстрактное „что-то“, а сильную, яркую, способную, неординарную и обязательно изменчивую личность. Только у них будет шанс уйти в поворот и начать новый подъём не с нуля, а с высоты предыдущего шага».
Леонид поднялся, погасил экран. Нужно не забыть набросать основные тезисы о критериях отбора. Но не сейчас, сейчас пора отправляться в офис.
Почему они пошли в Петропавловку, ни Антон, ни Матрёна не сумели бы объяснить. Может быть, крепость остановила их внимание, когда они проходили мимо неё, уходя с Елагина острова, может быть, подсознание скрыло какие-то свои расчёты, согласно которым здесь должно было оказаться сердце Санкт-Петербурга, и выдало лишь результат, может быть, причиной был сон Матрёши. Она снова видела во сне «свой» Храм, но не могла с уверенностью заключить, чем он должен оказаться в реальности. Она помнила лишь, что бродила между огромными колоннами, как между стволами деревьев, вокруг были полумрак и пустота, и ещё там был круг. Где «там», как он выглядел — она не могла рассказать, здание снаружи тоже не видела. Подумав, они пришли к выводу, что, может быть, самый первый храм Петербурга тоже следует включить в кандидаты. По крайней мере, на него следовало взглянуть.
Они прошли в крепость от Троицкого моста, подивились на толстые серые стены. Часть их, выходящая к Неве, ещё во времена Екатерины была одета в гранит, дальняя так и осталась кирпичной. Скривились на подарок Шемякина — больно нетрадиционным предстал у него великий Пётр, подошли прочесть стенд возле ограды.
— Однако… — Матрёша вдруг стала серьёзной. — Нам точно нужно было сюда прийти. Видишь, здесь похоронен Брюс.
— Это брат нашего, — пояснил Антон.
— Я знаю. Подождёшь?
Она, не дожидаясь ответа, побежала обратно и затерялась среди туристов. Антон пожал плечами и присел на скамью. Минут через десять Матрёна вернулась с букетом цветов.
— Жаль, непонятно, которая его могила, — вздохнула она. — А туда не пускают?
— Видимо, нет. — Антон не заметил, чтобы за оградой кто-то ходил.
— Ладно. — Она просунула букет сквозь решётку. — Всё равно это ему. Мне кажется, нашему Брюсу было бы приятно.
— Ты умница! — похвалил девушку Антон.
Они прошли в арку ко входу в собор. Заглянули — перед ними предстал турникет с билетёрами, дальше глаза слепил блеск золота — золотым было всё: люстра собора, оклады икон, иконостас, подсвечники.
— Нет! — Матрёша шарахнулась назад. — Это не он! Точно. Не пойдём туда.
— Может, посмотрим? — на всякий случай спросил Антон.
— Нет. Мне кажется, нас раздавит эта помпезность. Не надо! — Она умоляюще подняла глаза на Чёрного.
— Как скажешь. — Он улыбнулся. Ему тоже не слишком хотелось заходить в собор.
— Давай лучше на бастионы, — предложила она.
— Куда? — Чёрный не заметил надписи о том, что на стену можно подняться.
Вскоре они уже прогуливались по галерее. Открытый для туристов участок стены был недлинным, зато время — неограниченным. Они прошлись до конца, вернулись к началу, потом снова дошли до угла первого бастиона. Отсюда вид на город был лучше всего. Антон всмотрелся, отыскивая уже знакомые ориентиры. Вон Исаакий, эту чернильницу отовсюду видать. А вон — купол с башенкой от Казанского собора. Отсюда он смотрится довольно дурацки. А что там между ними? Правее Казанского вдруг оказался ещё один неизвестный купол, из него вырастала прямоугольная башня без опознавательных знаков. Антон моргнул — да нет, над куполом поднимался шпиль, на котором тоже совсем ничего не было, ни полумесяца, ни креста. Адмиралтейство? Нет, его кораблик гораздо правее и ниже.
— Матрёш, глянь, что у нас там? — Он повернулся к ней и махнул рукой.
— Ничего, — удивилась Матрёна. — То есть ничего особенного. Казанский.
— Нет, рядом. — Антон снова взглянул на панораму. Башни не было. Помстилось? Или это мираж? Он прикинул, могут ли быть здесь миражи, получилось, что в такую погоду могут. Надо же, как ему повезло. Он улыбнулся и бросил прощальный взгляд на другой берег. Рядом с Казанским собором отчётливо возвышался громадный Храм, окружённый несколькими остроконечными башнями. Казалось, он продавил небеса и провалился, тяжко приникнув к земле.
