— И кто об этом знает? — продолжала атаку Ксю. — Кто знает, что вы делаете на самом деле? Что есть, кроме общедоступной легенды? Вы сами себя дискредитировали этой рекламой, неужели никто этого не понимает?!
«А ведь она не так уж и не права, — подумал вдруг Леонид. — Мы действительно несколько увлеклись пиаром, за ним не стало видно настоящей работы».
— А если понимает, то что? — В конце концов, надо же выяснить, что хочет от него эта странная девушка.
— То почему ничего не делает? Почему это всё допускается?
— Во-первых, у нас никто не может принимать решения в одиночку — это один из наших принципов, — начал Леонид.
— Но ведь это же неразумно! — немедленно перебила Ксю. — Так не могут жить настоящие организации, так нельзя ничего достичь. Это уровень обычной тусовки. Не зря во все времена было единоначалие, и в государстве и в армии обязательно. Не бывает совета командиров, такая армия не живёт.
— Вы не забыли про демократию? — возразил Леонид.
— Демократию?! — Ксю просто вскинулась при этих словах. — Да оглянитесь же вокруг! Вот она во весь цвет, демократия! Никакого порядка. Вы действительно этого хотите? Слова и слова, которым уже никто не верит, над которыми смеются, — это ваш идеал? Это то, к чему вы теперь стремитесь?
— Ксения, вы не слишком много на себя берёте? — Он попробовал поставить критиканку на место.
— Нет, я просто вижу. Я вижу и знаю, что будет, если ничего не изменится. — Сейчас она говорила без всякой агрессии и напора, её голос погас и повзрослел на десяток лет. — И я просто попробовала хоть что-то сделать, предупредить.
— А вы видите, что следует сделать, чтобы результат изменился?
— Да. — Ксю всё так же негромко и монотонно принялась перечислять: — Вам нужно изменить взгляды на жизнь, стать более внимательным и к окружающему миру, к тому, что происходит на самом деле, более внимательными к людям, живым настоящим людям, а не к идеям о них, которые вы придумали. Вам всем нужно больше гибкости, изменчивости, эластичности. Вам нужно больше чёткости и наглядности, это не значит рассказывать всем и всё, но если вы исследователи, то любой должен иметь возможность обратиться к вам за информацией. Это должно быть отработано и просто. Вам нужна структура, а не просто кружок друзей, или вы так и останетесь кружком, не больше. Конечно, если вы действительно хотите серьёзной организации. Не нужно мне ничего отвечать сейчас. Я прошу только подумать над моими словами.
— Хорошо, я подумаю, — отвечал ошарашенный Леонид. Он никак не ожидал встретить в парке не заигравшуюся девчонку, а настоящую ясновидящую. Или всё же не ясновидец, а… Леонид не успел завершить мысль, зазвонил телефон. Он извинился, ответил, выслушал сообщение и стал прощаться.
Матрёну потряхивало, она уже битый час беседовала с Чёрным, но беспокойство никуда не ушло. Она пыталась разобраться, что с ней такое, откуда этот всплеск эмоций, волна сомнений, ведь всё уже решено. Или нет? Или до самого последнего шага всё так и останется смутным, неопределённым и почти нереальным, как в затянувшемся сне? А когда сон кончится? Что будет с ними, если закончится этот сон и они просто проснутся в жёстком ясном мире, в котором нет слов «возможно», а есть только «так должно быть»? В котором они всего лишь песчинки у реки времени, ничтожные, возомнившие о себе песчинки. Ей было страшно.
— Я боюсь всего! Нет, не всего, боль есть сейчас, боли будет больше. Будет одиночество. Вот чего я боюсь, не боли. Нужно разбираться, разбираться сейчас.
— Мы разбираемся, мать. Мы именно это и делаем.
— Если Нечто ввёл меня, значит, он всё предусмотрел. Зачем ему привлекать человека, чтобы в результате он сильно страдал? Проводить через стресс, открываться? А? Чтобы я потеряла веру в людей? Веру в любовь? Стала бы сумасшедшей? Ведь не может такого быть, Антош, правда?
— А если я разберусь и в результате останусь с Татьяной? Этого ты не боишься?
— Если так, то пусть это будет на совести Нечто! Для меня контакт — это на всю жизнь, я уже не смогу быть простым человеком. А если ты будешь с Татьяной, то я никогда больше не смогу никому доверять. Кто поверит моим рассказам? Любой начнёт успокаивать и тут же в психушку звонить.
— Если ты будешь в контакте, то человеком уже не будешь, забыла?
— Я буду не человеком только с тобой. Одна не смогу. Но мы ещё не в контакте. Антош, я сама не знаю, что думать и делать что.
— Разбираться, как ты сказала. И в первую очередь нужно разбираться с Кали.
Ну вот, давно бы так. Когда Чёрный поставил конкретный вопрос, Матрёша почувствовала, что её стало отпускать. Тревога свернулась и змеёй уползла куда-то внутрь, притаилась до следующей атаки.
— Может, Кали — избранница Нечто?
— Ну, ты даёшь! Конечно, нет. Это одно из состояний Нечто. Понимаешь?
— Кажется, да.
— В Нечто есть и мужское и женское, потому и Нечто. Чтобы говорить с ним на одном языке, нам нужно стать как он, или ничего не поймём. Вот почему слияние.
— По теории — да. Но у меня это пока в голове не умещается.
— У нас будет баланс женского и мужского, как и в Нечто.
— А интересно, как с ним смог контактировать Брюс?
— Хороший вопрос. Не знаю.
— А если у нас получится в доме слияние, нам придётся сразу же ехать в Питер?
— Я бы не был так уверен, что всё получится.
— На нас же уже отметка стоит!
— Ну да. А ещё метка на убийство.
— Почему на убийство? Какое?
— Ты разве не поняла? Отметка врагами на уничтожение. Свеженькая. На союз и контакт мы были помечены много лет назад.
— Зачем ты теперь меня пугаешь? У меня опять сто бабочек в животе.
— Бабочек? — Антон не понял. — Каких бабочек?
— Это выражение такое. Ещё говорят «сосёт под ложечкой».
— Не бойся. Никто не должен знать, где мы.
— Я так понимаю, что контакт начнётся уже с момента слияния, и тогда мы будем в безопасности. Что скажешь?
Антон очень хотел бы для себя этой детской веры в чудо единственного шага, когда стоит только начать, и больше никаких трудностей уже не будет. Не было у него такой веры, не мог он позволить себе пробудить несбыточные надежды.
— Скажу, что, видимо, мы уже на пороге. Будь предельно внимательна.
— На пороге чего? Кто это тебе говорит?
— На пороге изменений.
— Ох, хорошо бы! Представляешь, я сегодня на экзамен рано вставала, и за минуту до будильника — голос. «Это всё ерунда, займитесь поиском литературы про Кали». Прямо как ты говоришь. Мне кажется, я больше не могу так жить, надо что-то менять срочно. Надо найти Храм. Состояние такое, как будто он меня зовёт, как идея навязчивая. Или найду, или умру скоро.
