— А вон там, — он небрежным жестом махнул в сторону великолепного колье на многие сотни тысяч долларов, — подделка.
— Это же настоящие камни! — удивилась Татьяна.
— Камни настоящие, история фальшивая. У Кетрин Луизы Марлей, первой жены Джона Джеймса, седьмого герцога Роберта, не могло быть колье работы Веллендорфа. Вот почему я хочу, чтобы мои сотрудники свободно ориентировались в истории королевства — им придётся консультировать покупателей, а также производить первую оценку поступающего товара. Антиквар обязан быть образованным, или он прогорит. — Он неожиданно улыбнулся и предложил Татьяне пройти в кабинет. — Вы мне подходите, ваш староанглийский — несомненный и очень весомый плюс. Но вам придётся очень основательно и очень быстро учиться. Вы готовы?
— Да. — Таня была готова учиться, более того, увидев, с чем ей придётся работать на самом деле, она была готова перерыть все библиотеки Англии, лишь бы узнать об истории этих удивительных вещей. Они её очаровали мгновенно и навсегда.
— Мы — Нечто. — Антон судорожно втянул воздух, отстучав эти слова, и снова застыл над экраном, пытаясь на самом деле вместить в себя их смысл. Смысла много, смыслом наполнено всё, а вот его мало, он раздаётся под напором этого смысла, распространяется вширь и ввысь, истончается и вот-вот лопнет. Мозг едва не взрывался, предохранители, хранящие его от перегрузок, оплавились и трещали, нейроны коротило, и между ними пролетали целые молнии. Антон одновременно чувствовал себя жалкой тварью на грани смерти и всей Вселенной, во всех её измерениях и временах. Вселенная не замечала попискивающей коробочки в своей глубине, жалкая тварь вцепилась в неё, как в соломинку на воде Стикса.
— Как это? — пискнула коробочка.
— Сложи всё, что мы теперь знаем.
— И что будет?
— И поймёшь.
— Что именно? Говори!
— Не буду. По аське долго. — Антон сейчас не был способен к построению длинных и связных фраз. Ему с трудом давалось даже такое общение. — Потом. Разбирайся сама.
— Мне страшно! У меня не получается всё сложить. Скажи главное!
— Главное: либо он проявится в нас, либо мы умрём!
— Проявится, как в Калиостро? — Матрёне нужно было опереться на что-то знакомое.
— Мы и есть Калиостро! И Лоренца! Понимаешь?! Мы — все!
— Тогда понятно, почему за нами такая охота. Он проявится, когда мы сольёмся. Может, в Храме.
— К чёрту батареи, мы не успеем.
Нужно проводить ритуал, несмотря ни на что, ни на какие препятствия. Любой ценой, как настойчиво объяснял им Седой. На счету каждая минута и каждый шаг.
— Или нас шиза накрыла совсем и уже не лечится. Хорошо, что сразу двоих. Или… Антон… или мы только что поняли суть всего! — Вот теперь и её тоже прошибло.
— Меня трясёт, честно.
Чёрный сполз со стула и притиснулся к батарее, стараясь унять дрожь рядом с её горячим боком.
— Поняли Абсолют. Меня тоже трясёт сейчас. А ведь как мы долго были рядом и всё же… Седой прямо уже говорил! Про слияние, про штамп.
— Чёрная Мать!
Каждое слово становилось открытием, поворачивалось незаметной до этого гранью, и все слова были об одном. Всё, что они видели, делали, думали, всё неизбежно вело их к этому дню и к этому пониманию. Всё, что Чёрный сделал за всю свою не очень долгую жизнь, было всего лишь предисловием к этому часу. Всё, что занимало его ум, теперь встало на свои места и получило объяснение. Вопросов нет, загадок нет, путь неизбежен.
— Да! Я — Мать, ты — Чёрный, а вместе — Чёрная Мать — Кали! Чёрт, мысли путаются.
— Трансформация потому что. Вот-вот накроет.
— Мне воздуха не хватает!
— Все действия всех игроков понятны. Всё, точка.
Точка, полная точка. Финал. Теперь нужно всего лишь чётко доиграть партию, не сбиться, не совершить лишних движений. Всё просто, как танец. И всё невероятно, как танец.
— Да. Абсолютно всех. И да, либо сольёмся, либо смерть.
— Матрёш, меня паника накрывает. Надо сливаться. И срываться надо, немедленно!
— У нас мысли не наши стали проявляться? Может, поэтому мы так быстро дошли?
— Может, он уже наполовину в нас?
Как же хочется получить подсказку, ободряющий знак, намёк на чудо! Но знаков нет, предположение ухнуло в пустоту.
— Тогда, наверно, нам бы это уже голос сказал?
— Нас только один человек сейчас поддержать может!
— Кто?
— Брюс. Помнишь конец книги? Я поверил!
— Теперь пробьёшь?
— Да!
Теперь он чувствовал в себе силу пробить даже броню линкора, как когда-то образно описал стоящую перед ним задачу. Лишь бы эта сила не разорвала его самого прежде, чем он её образумит.
— Понятно, почему у всех необычная судьба. Чёрный, мы раньше времени всё это достали! Это должно было произойти в доме. Представляешь, как мы сейчас светимся?
— Не в том проблема. Страшно, что разорвёмся.
— Страшно, что не успеем! Сдохнем. Ни фига — не сдохнем! Поехали завтра с утра в дом?
— Я тоже подумал.
Да-да-да, уехать из города, из этой квартиры, остаться наедине и сделать всё, что необходимо. То, о чём говорил Седой.
— Не так всё это должно было! Слушай, мне в универ во вторник, два дня свободно.
— Да так — не так, без вариантов уже.
— А вдруг Седой умолчал, а? Тогда мы вовремя пришли. А впереди — облава. Ещё впереди, через неделю только.
— Не думаю.
Нет, Седому невыгодно было молчать. Он с нетерпением ожидал, когда, наконец, Чёрный сложит два и четыре, но даже он не предполагал, что это произойдёт так быстро. Седой оставил им время для действий. Пусть небольшая, но фора у них есть.
— Мы сейчас выходим слабее всего — нас уже все Силы почувствовали, а мы ещё пока что ничто.
— Там нас не тронут.
— Все знают, что мы поняли.
— А знаешь, почему книгу ждали?
Как же всё это оказывается просто! А они-то думали-гадали…
— Почему?
— Мы при ней дозрели. И нас увидели.
— Да! Точно. У меня крыша едет просто.
— А теперь уже все считают, когда он проявится.
Все считают дни или часы, только он, Антон, остаётся в неведении. Когда он закончит движение, тогда и…
— Да, я тебе это всю нашу вечную жизнь буду помнить!
— Знаешь, мне сейчас страшно и оттого, что умрём, и оттого, что проявится.
— А я ничего не боюсь. Наверное.
— Он уже проявлялся. При Снежном. Только Татьяна не подошла.
